"Еврейский вопрос"

Мы не рассматриваем Иврим - как исключительно тех, кто по каким-то современным социальным придуманным законам называется Евреем.
Иврим - это все те, кто способны сместиться в Договор Завета и жить в нём.

Мы видим на этом пути несколько проблем:

1. Это искажение и профанация Договора Завета,- превращение его в набор мёртвых и, порой, совершенно дурацких правил и ограничений, не имеющих никакого ни смысла, ни результата.
2. Тысячелетний антисемитизм,- попытка Тёмных Сил уничтожить Договор Завета и его носителей - Иврим, народ Израиля - избранный для распространения Договора.

Сегодня перед мыслящим человеком стоит сверхзадача - самостоятельно познакомиться и осмыслить огромное количество материалов, накопившихся за прошедшие века и тысячелетия,- чтобы отделить золотые зёрна от плевел

 

 

Статьи раздела:

Еврей по собственному желанию (Мудассар Халав из Кувейта)

Весть, что он – еврей, огорошила мусульманина Мудассара Халаву из Кувейта. И заставила усомниться в антиизраильской пропаганде, которой его пичкали с детства. Теперь Халава живёт в Иерусалиме и выступает с поддержкой Израиля в ООН.

Марк Халава, или Мудассар Халава, как его звали до эмиграции в Канаду, родился в Кувейте в мусульманской семье. Впрочем, девичья фамилия его бабушки по матери – Мизрахи. Она была еврейкой, рождённой в Иерусалиме: встретив там однажды палестинца Мохаммеда аль-Масри, служащего в иорданской армии, она влюбилась в него, вышла замуж и приняла ислам. В 1970 году, когда во время «Чёрного сентября» король Иордании Хусейн ибн Талал изгнал из своей армии всех палестинцев, семья аль-Масри двинулась дальше – в богатый нефтью Кувейт.

Туда же в это время на заработки отправилась палестинская семья Халава. В итоге их сын Джамал Халава женился на одной из дочерей аль-Масри. Об имеющихся у всех членов семьи карточках палестинских беженцев, которые позволяли им вернуться в Израиль, никто не вспоминал – семья жила в Кувейте очень хорошо. Джамал, отец Марка, сначала работал инженером, потом обзавёлся своим небольшим строительным бизнесом. От религии он был далёк, что, однако, не мешало ему придерживаться антиизраильских настроений и ежемесячно отчислять пожертвования в счёт Организации освобождения Палестины.

 

 

В мечеть Марк в детстве всё-таки иногда ходил – с дедушкой. Наряду с разъяснением основ ислама там много говорили о зверствах евреев в Палестине и о том, что евреи произошли от животных – свиней и обезьян. То же самое о евреях и палестино-израильском конфликте говорили и на одном из двух доступных телеканалов. На втором показывали американские телешоу и голливудские фильмы. Второй канал Марку, его брату и сестре нравился гораздо больше, но отец во время новостей обязательно переключал на первый.

В школе в периоды любых военных действий с Израилем учителя могли отложить проверку домашних заданий и говорить о коварстве евреев. А ещё – о заговоре стран Запада, поместивших Израиль так, чтобы арабский мир не мог объединиться. Задачи по математике в это время начинали звучать кровожадно: «Если одна ракета убивает семерых евреев, сколько нужно ракет, чтобы убить сто?»

 

 

В 1990 году семья Халава отправилась в отпуск в Испанию, и именно в это время Саддам Хуссейн вторгся в Кувейт. Родители Марка решили не возвращаться и осели с детьми в Иордании. Там политический климат был менее радикальным, чем в Кувейте, можно было смотреть израильское телевидение. Евреи в телепрограммах были совсем не похожи на страшных врагов, ненависть к которым столько лет внушали Марку. После школы Марк Халава поступил в Тишринский университет в Сирии. Он бросил учёбу, когда понял, что всё решается путем взяток и подарков.

Чуть позже он вместе с родителями переехал в Канаду, в город Лондон округа Онтарио, и поступил в университет, где изучал организационную психологию в промышленности. Марку нравилась спокойная канадская жизнь – особенно тот факт, что люди разных конфессий и культур, казалось, прекрасно сосуществовали вместе. Но поворотной точкой своего пути он считает встречу с раввином, профессором философии на пенсии, с которым он как-то познакомился в университетской библиотеке.

 

 

Завидев старика в традиционной еврейской одежде, Марк спросил: «Вы что, еврей?» «Да нет, я просто люблю так наряжаться!», – пошутил тот. «Юмор – это то, что я никак не ожидал от священнослужителя», – вспоминал позже Марк. В свою очередь раввин спросил о корнях самого Марка и огорошил вестью, что если бабушка по маме – еврейка, то и сам он, как ни крути, еврей. Мысль, что полжизни его учили ненавидеть самого себя, потрясла молодого человека.

 

 

Он пытался поговорить об этом с родными, но ни мама, ни бабушка и слышать об этом не хотели. Тогда он сам начал разбираться в истории – своей и своего народа. В начале 2009 года, во время израильской военной операции «Литой свинец», Марк Халава организовал в Торонто демонстрацию с призывами освободить палестинскую молодёжь от власти ХАМАСа. После этого одна из местных еврейских организаций пригласила его в «образовательную поездку»: в польский Освенцим и Израиль. Так Марк впервые по-настоящему узнал о Холокосте – и был потрясен, что все ужасы, которые пытались призвать на головы евреев арабские пропагандисты, уже были пережиты еврейским народом. Тогда он и решил опять стать евреем.

 

 

Бабушка по-прежнему не готова была обсуждать собственное происхождение – никаких документов от нее он получить не смог. Тогда он вернулся в Иерусалим, проучился три года в иешиве и обратился в иудаизм. Правда, впоследствии, когда Марк надумал жениться, раввин Нисим Карлица, признавший его еврейство, вошёл в конфликт с Главным раввинатом Израиля. Из-за этого проведённые им обращения в иудаизм перестали считаться «официальными». В итоге Главный раввинат отказался поставить Марку и его невесте хупу. Их поженил все тот же раввин Нисим Карлица, но для юридического признания брака в Израиле молодым пришлось отыграть свадьбу во второй раз – за границей. Лишь после этого, поселившись с женой в Иерусалиме, Марк Халава наконец получил от Израиля временные документы.

 

 

Сейчас он работает в пищевой промышленности. Бюрократические сложности с определением собственного статуса в еврейском государстве не мешают ему выступать с поддержкой Израиля по всему миру, включая заседания ООН. Каждый раз он говорит о вреде антиизраильской пропаганды на Ближнем Востоке. О том, что арабская молодёжь умна, полна идеалов и хочет жить мирно – лишь нужно уберечь её от дезинформации. «Правящие партии арабских государств обвиняют во всех бедах евреев и так прикрывают собственные промахи и коррупцию. Когда-то и я был жертвой их антисемитской пропаганды», – рассказал он в одном из своих выступлений.

Марк даже запустил на YouTube свой канал Ask Halawa – «Спроси Халаву», на котором, по его словам, рассказывает «правду об Израиле». Делает он это на арабском. А правда, по мнению Марка, в том, что «Израиль – единственная страна Ближнего Востока, где арабы могут жить и самовыражаться свободно, и это пугает лидеров арабских государств».

Источник https://jewish.ru/ru/stories/chronicles/195346/

 

Жертва истории. О Леопольде Треппере (Ю. Крамер)

 

Его жизнь была похожа на авантюрный роман: он родился в Австро-Венгрии, в 17 лет переехал в Польшу, увлекся левыми сионистскими идеями, вступил в "Ха-шомер ха-цаир" (левая всемирная молодежная сионистская организация), репатриировался в Палестину, где стал секретарем секции Коммунистической партии в Хайфе. Как мог, боролся с британской администрацией, за что неоднократно подвергался арестам и, в конце концов, был выслан во Францию, где его заметили местные коммунисты и взяла на работу выходившая в Париже газета на идишe "Дэр моргн" ("Утро").

В 1932 г. он прилетел в Москву, работал в Коминтерне, затем в иностранном отделе ГУГБ НКВД (внешняя разведка), был командирован за границу, создал там обширную разведывательную сеть. После войны вернулся в Советский Союз, где был обвинен в связях с "врагом народа" – одним из организаторов и руководителей военной разведки Берзиным, расстрелянным в 1938 г.

Из 15 назначенных ему лет отсидел семь, в конце 1950-х обратился к властям за разрешением переехать в Польшу, там возглавил культурно-просветительскую организацию польских евреев. После антиеврейской кампании, развязанной первым секретарем ПОРП Гомулкой, решил эмигрировать, но разрешения не получил. И только благодаря протестам "Комитетов Треппера", созданныx во многих европейских странах, власти пошли на уступки и отпустили бывшего советского разведчика в Лондон, откуда он беспрепятственно уехал в Израиль. Где затем жил и ушел из жизни зимой 1982 г.

Выбор пути 

Будущий руководитель советской разведывательной сети, получившей кодовое название "Красная капелла", родился 23 февраля 1904 г. в небольшом городке Новы-Тарг, в те годы входившем в состав Австро-Венгрии.

В империи считалось, что германизированные фамилии помогают евреям быстрее адаптироваться среди местного населения, и потому семья носила фамилию Треппер. Сына назвали тоже на немецкий манер – Леопольдом.

В годы Первой мировой войны власти организовали эвакуацию еврейского населения в направлении Вены. Вместе с остальными уехали и Трепперы.

Война унесла обоих братьев, затем умер отец, и в 1921 г. подросток переехал в Польшу, где попробовал писать для газет. У него получилось, но на этом он не остановился – ощущая себя прежде всего евреем, примкнул к еврейскому молодежному движению, исповедовавшему левые идеи. Леопольду эти идеи нравились: какой еврейский юноша в те годы не мечтал о справедливом устройстве еврейского мира?

А пока он мыкался в поисках работы: к евреям предъявляли особые требования, и постоянное место найти было нелегко. Поэтому всё свободное время он отдавал политической борьбе – проводил собрания, участвовал в демонстрациях, писал и распространял листовки. За что после подавления Краковского восстания рабочих угодил в "черные списки" неблагонадежных, которых благонадежные хозяева брать на работу – любую – опасались.

Необходимо было делать выбор – либо переходить на нелегальное положение в Польше, либо уехать в Палестину, где можно было строить социалистическое общество без "еврейских проблем". В 1924 г. он выехал в Палестину, в которой прожил пять лет. Вступил в Гистадрут, в Хайфе его выбрали секретарем секции Коммунистической партии, он отчаянно боролся с британской администрацией, за что неоднократно подвергался полицейским преследованиям, заканчивавшимся, как правило, арестами. Построить то, что в принципе построить невозможно, не удалось.

Всем сердцем – большевик (прямая речь)

Убежденный в том, что иудаизм выражается не столько в религиозной принадлежности, сколько… в самом существовании национального меньшинства, тесно сплоченного столетиями преследований и страданий, имеющего собственный язык, культуру и традиции, я примкнул к еврейскому молодежному движению "Ха-шомер ха-цаир"… Организация считала, что она формирует людей нового типа, которые, отрешившись от мелкобуржуазного образа жизни, заживут друг с другом по-братски… 22 июля 1918 г. в галицийском городе Тарнове состоялся наш первый съезд… На повестке дня стоял основополагающий вопрос: как решить еврейскую национальную проблему?.. Никаких решений съезд не принял, если не считать того, что меня назначили руководителем городской организации в Новы-Тарге. На втором съезде, состоявшемся во Львове в 1920 г., меня избрали в состав национального руководства…

В апреле 1924 г., имея на руках вполне приличный паспорт, в составе группы из пятнадцати человек, которым, как и мне, было примерно по двадцать лет, я отправился в Палестину.

Начиная с 1917 г. мои взоры были прикованы к этому грандиозному и ослеплявшему меня сиянию на Востоке. Октябрьская революция, резко изменив ход истории, открыла новую эру – эру всемирной революции. Будучи уже давно всем сердцем большевиком из-за еврейского вопроса, в партию я вступил не сразу. Но теперь, убежденный, что только социализм избавит евреев от их тысячелетнего угнетения, я буквально ринулся в бой. И мне думалось, что в результате всех этих бурных перемен, которые я считал неминуемыми, возникнет давно уже манившее меня общество всеобщего равенства и братства. Я должен был помочь его рождению, а это было и трудно, и захватывающе. Я отринул идеалистическую и наивную мораль, решив всецело включиться в подлинную историю. Какая может быть у человека личная свобода, если он не изменит весь мир?!..

Большая игра

В конце концов, в 1929 г., когда британским властям деятельность неугомонного Леопольда Треппера надоела, по распоряжению английского губернатора он был выслан из Палестины во Францию, где стал одним из активистов еврейской секции организации "Иностранная рабочая сила", редактировал еженедельник на идише "Дер моргн", наладил контакты с советской шпионской сетью, но после ее разоблачения был вынужден в 1932 г. выехать в Советский Союз.

В Москве окончил факультет журналистики коминтерновского Университета национальных меньшинств Запада, после чего получил распределение на работу в отдел международных связей Коминтерна, одновременно его взяли на работу в газету "Дер эмес" ("Правда"), а через год он был направлен в иностранный отдел ГУГБ НКВД. Но долго в красной столице не задержался – через несколько лет после встречи с Берзиным был командирован в Европу (один из создателей и руководителей советской военной разведки хорошо понимал тогдашнюю обстановку и считал, что необходимо "накрыть" важную часть света советским разведывательным колпаком), выполняя задания управления.

Прибыв в Брюссель, стал готовить условия для создания агентурной сети в странах Западной Европы. Но сначала необходимо было легализоваться. В Москве его снабдили паспортом на имя канадского бизнесмена Адама Миклера. Бельгийские власти не препятствовали созданию фирмы по производству плащей. Но на этом "канадец" останавливаться не стал: он открыл отделения в соседних странах. Когда сеть была создана – в основном из друзей по работе в Бельгии, Франции, Нидерландах и Палестине, к которым вскоре присоединились прибывшие из Советского Союза офицеры военной разведки Михаил Макаров и Анатолий Гуревич, – Треппер с другим поддельным паспортом на имя Жана Жильбера перебрался в Париж и уже оттуда руководил своими агентами, для прикрытия создав торговую фирму "Симекс". "Бизнесмен" сумел войти в контакт с германскими оккупационными властями и, получая ценную политическую и военную информацию, постоянно сообщал в Центр, что Германия готовится напасть на Советский Союз. Но шифровки Треппера из Франции, как и сообщения Зорге из Японии, игнорировали на самом верху: Сталин не верил, что Гитлер решится напасть на ССCP.

В Европе во время Второй мировой войны действовали самостоятельные группы Сопротивления, которым гестапо в своих документах присвоило имя "Красная капелла". Летом 1941 г. германская контрразведка перехватила радиограммы, посылаемые в Москву. Это стало началом конца групп, входивших в европейскую сеть.

Треппера и его помощника, польского еврея-коммуниста Гилеля Каца, арестовали осенью 1942 г. – не выдержав пыток, их выдала жена одного из подпольщиков, о чем начальник парижского гестапо Карл Геринг немедленно доложил Гиммлеру.

"Большого шефа", как называла Треппера гитлеровская контрразведка, решили перевербовать, чтобы затеять радиоигру (операция получила название "Большая игра") – под контролем Леопольд должен был передавать в Центр ложную информацию. Он согласился, но Москву не предал. В июне 1943 г. через своего связника во французской Компартии сообщил, что передатчики бельгийских и французских резидентур работают под контролем немцев. И тогда уже сам Центр начал вести свою радиоигру с немцами. В сентябре во время посещения аптеки, расположенной неподалеку от железнодорожного вокзала Сен-Лазар, Треппер сбежал: условия заключения были довольно мягкими, ему разрешили в сопровождении охранников совершать ежедневные прогулки и ходить в город за предметами первой необходимости. Немцы начали большую охоту. Но подполье оказалось сильнее гестапо: французские коммунисты помогли Трепперу найти убежище и, как только выдалась возможность, переправили его на юг Франции, где он воевал в рядах Сопротивления.

Узник Лубянки

В августе 1944 г. пришла шифровка из Центра – его просили прибыть в Москву. В Москве его встретили люди из НКВД, отвезли на тайную квартиру и предложили написать отчет о деятельности "Красной капеллы". Он написал, после чего его, ничего не объясняя, не предъявляя никаких обвинений, перевели в тюрьму на Лубянке.

Треппера не пытали, если не считать пыткой долгие утомительные допросы, где его обвиняли в принадлежности к старым большевикам, в связях с "врагом народа" Берзиным и предлагали признаться в "преступлениях против Советского Союза". Убежденный коммунист мотал головой, все обвинения отвергал и на все вопросы отвечал "нет".

Однажды его допрашивал сам министр государственной безопасности Абакумов: из Лубянки арестованного доставили в Наркомат госбезопасности, где, как вспоминал Треппер, генерал-полковника больше всего интересовал вопрос, почему в его разведывательной сети было так много евреев (участниками "Красной капеллы" были товарищи Треппера по городской тель-авивской коммуне Гилель Кац, Зофья Познанска, Лео Гроссфогель, Иехезкель Шрайбер). Он ответил: "В ней, товарищ генерал, находились борцы, представляющие тринадцать национальностей; для евреев не требовалось особое разрешение, и они не были ограничены процентной нормой. Единственным мерилом при отборе людей была их решимость бороться с нацизмом до последнего. Бельгийцы, французы, русские, украинцы, немцы, евреи, испанцы, голландцы, швейцарцы, скандинавы… работали сообща. У меня было полное доверие к моим еврейским друзьям, которые мне были знакомы давным-давно. Я знал – они никогда не станут предателями. Евреи… ведут двойную борьбу: против нацизма, а также против истребления своего народа".

Особое совещание при НКВД (так называемая "тройка") вынесло свой приговор 19 июня 1947 г.: 15 лет "строгой изоляции". Но осужденный сдаваться не собирался, написал жалобу, был вызван к помощнику прокурора, заявил ему о несправедливости приговора, тот посоветовал обратиться в вышестоящие инстанции. По существующим в то время законам можно было писать хоть генеральному прокурору, хоть в ЦК, хоть самому "богу" (Сталину). Треппер написал генпрокурору СССР, жалобу рассмотрели, проявили "социалистическую гуманность" и… сократили срок с 15 до 10 лет.

Если бы "кремлевский горец" не сошел со своих "зияющих высот" в ад (если таковой существует), Треппер бы отсидел, как говорится, от звонка до звонка. Но смерти подвержены все, даже диктаторы и тираны, и через год после ухода Сталина, в мае 1954 г., дело было пересмотрено военной коллегией Верховного суда СССР, которая вынесла решение об освобождении Треппера "за отсутствием состава преступления".

В сердце Москвы (прямая речь)

Во всём мире слово "Лубянка" являлось символом террора НКВД. В самом сердце Москвы стоит здание, где разместилось Министерство государственной безопасности. В его середине была устроена тюрьма, предназначенная для нескольких сотен "избранных гостей"…

Я в зале ожидания… Внезапно меня одолевает прилив какой-то небывалой усталости... Я инертен, беспомощен, неспособен реагировать на что-либо. Такое впечатление, будто мой мозг испаряется, больше не функционирует, ничего не регистрирует. Дотрагиваюсь до головы, ощупываю руки. Да, это я, это в самом деле я – заключенный на Лубянке.

Звук открывающейся двери вырывает меня из этого полубессознательного состояния. Я слышу голос: "Почему не раздеваетесь?". Я понимаю, что офицер в белом халате обращается ко мне, и отвечаю: "А почему я должен раздеваться, я не вижу кровати" – "Раздевайтесь и не задавайте вопросов".

Я подчиняюсь и совершенно голый жду. Дверь снова открывается, и ко мне входят двое мужчин, тоже в белых халатах. На протяжении часа они с чрезвычайной тщательностью осматривают мою одежду и складывают в кучу содержимое моих карманов. Наконец они покончили с этим, и один из них негромко командует: "Встать!"

Он начинает обследовать меня с головы до пят. Будь у него еще и стетоскоп, я подумал бы, что подвергаюсь осмотру врача. Он проверяет мои волосы, уши, заставляет открыть рот, высунуть язык. Подробно ощупывает меня, приказывает поднять руки: "Повернитесь! (Я подчиняюсь.) Возьмите свои ягодицы в руки и раздвиньте их. Шире, шире…". Он наклоняется к моему заду. Я взбешен. "Вы потеряли там что-нибудь?" – невольно вырывается у меня. – "Не провоцируйте, иначе будете потом раскаиваться. Теперь можете снова одеться"…

Я вхожу в камеру, где стоят две койки… "Вот ваша койка. Раздевайтесь и ложитесь!" Я выполняю указание, но уснуть никак не могу. Каждые три минуты открывается смотровой глазок, и в нем появляется бдительное око надзирателя…

Вот и утро. Через "кормушку" чья-то рука протягивает мне завтрак: стакан с черноватой жидкостью, которая, пока ты не пригубил ее, напоминает кофе, немного сахару и ломоть хлеба. Голос за дверью предупреждает: "Хлеб на весь день". Я набираю в рот кофе, но проглотить его не могу. Откусываю хлеб, мягкий и вязкий, как пластилин. Но мне всё безразлично, я как бы воспарил над всем этим…

Отказник

В обновляющейся советской жизни он себя не нашел и решил заняться положением евреев. В заключении до него доходили слухи и об аресте членов Еврейского антифашистского комитета, и о расстреле 13 обвиняемых по делу, и о том, что Сталин хотел ограничить число евреев в государственных учреждениях. После смерти генсека антисемитизм не исчез, Треппер написал пришедшему к власти Хрущеву несколько записок, но разоблачителю культа личности (как он его понимал) было не до того, все попытки Треппера разбивались в прах, и тогда он решил уехать в Польшу, где прошли его молодые годы.

Москву он покинул в 1957 г. В Варшаве занялся еврейской просветительской деятельностью – до 1967 г. в Польше с этим дела обстояли лучше, чем в Советском Союзе. Но после Шестидневной войны по всей стране развернулась антисемитская кампания, враждебное отношение к Израилю и сионизму переросло в открытую враждебность к польским евреям. Первый секретарь Польской объединенной рабочей партии Гомулка в своих речах заявлял, что евреи – это "пятая колонна", а евреи, которым Израиль дороже, чем Польша, должны покинуть страну. Треппер вспоминал: "Становилось всё яснее, что правительство просто-напросто хочет покончить с нашей общиной". И тогда он принял единственно возможное для себя решение – уехать. Весной 1968 г. отказался от поста председателя Культурного союза польских евреев, в августе 1970 г. обратился к властям с просьбой разрешить эмигрировать в Израиль. Отказ пришел через полгода –в марте 1971-го.

Шесть раз он писал министру внутренних дел, пять раз – первому секретарю ПОРП и шесть раз – другим секретарям Центрального комитета. Всё было безрезультатно. Но бывший советский разведчик, боровшийся в годы войны с фашистами, не сдавался и об очередном отказе извещал своих друзей, которые создали "трепперовские комитеты" во Франции, Англии, Дании, Голландии и Швейцарии.

Треппер вспоминал: "Далекий от борьбы, разыгравшейся из-за меня, я жил в Варшаве в полном уединении. Начиная с 23 января 1973 г. я находился „под охраной“ и был в уникальном положении заключенного в своей собственной квартире. Впрочем, мне официально сообщили, что я никоим образом не состою под контролем полиции и что принимаемые в отношении меня меры служат исключительно делу „моей безопасности“…

В сентябре 1973 г. я тяжело заболел. После телефонного разговора с Жилем Перро (адвокат, журналист, писатель. – Ю. К.)… я обратился в Центральный комитет ПОРП с письмом, которое переслал также и агентствам печати: „Если в течение четырнадцати дней не произойдут перемены, я начну голодовку, которая прекратится только с моим выездом из Польши или с моей смертью. Своим самоубийством я совершу акт человечности по отношению к моей семье, которую мое положение… ввергло в горе. Моя жена и мои дети имеют право жить нормальной жизнью, а не в сплошном аду. Я живу как заключенный. Но я покину эту тюрьму так или иначе".

Через несколько дней ему сообщили, что он может выехать в Лондон на лечение. Он выехал и уже из Англии вылетел в Израиль, где и умер 19 января 1982 г.

Жертва истории (прямая речь)

…Я принадлежу к поколению, ставшему жертвой мировой истории. Люди, которые в ходе октябрьских боев присягнули коммунизму, которых понес вперед сильный ветер революции, не могли даже подозревать, что спустя десятилетия от Ленина не оставят ничего, кроме его забальзамированного тела на Красной площади. Революция выродилась, и мы присутствовали при этом.

Через полстолетия после штурма Зимнего дворца, после всех "отклонений", после преследований евреев, после того как Восточная Европа была "приведена в норму" этой насильственной системой, кое-кто еще решается толковать о социализме!

Но разве этого мы хотели? Разве стоило бороться ради такого извращения идеи? Разве мы не принесли свою жизнь в жертву поискам какого-то нового мира?..

Мы хотели изменить человека и потерпели неудачу. Этот век породил два чудовища – фашизм и сталинизм, и наш идеал потонул в этом апокалипсисе. Абсолютная идея, придававшая особый смысл нашей жизни, обрела черты, исказившие ее до неузнаваемости...

Я не жалею о выборе, сделанном мною в двадцатилетнем возрасте, не жалею о путях, по которым шел. Осенью 1973 г. в Дании в ходе политического собрания какой-то молодой человек спросил меня: "Разве вы не пожертвовали своей жизнью впустую?" Я ответил: "Нет". Нет, не зря, но при одном условии: чтобы люди извлекли урок из моей жизни коммуниста и революционера… Я знаю – молодежь добьется успеха там, где мы потерпели неудачу, знаю, что социализм восторжествует и что он не будет окрашен в цвета русских танков, введенных в Прагу.

Р.S. Социализм ни советской модели, ни чешской – "с человеческим лицом" – не восторжествовал. Но даже в конце жизни, признав себя и свое поколение жертвой истории, Треппер остался верен своему выбору. Так и не поняв, что выбор был неверен.

Источник: "Еврейская панорама"

Евреи Польши как "расходный материал" советской власти. Интервью с Яковом Фальковым

Источник https://www.newsru.co.il/israel/21mar2024/falkov_int.html

В марте этого года британский издательский дом Routledge опубликовал сборник статей о евреях Польши и Холокосте. Одна из глав посвящена жестокому отношению советских карательных органов к польским евреям, которые бежали от нацистов в СССР в 1939-1941 годах. После многомесячных допросов многие из них были брошены в тюрьмы, а затем направлены в лагеря ГУЛАГа, а потом погибли – раньше, чем их родные были убиты нацистами в Польше.

В интервью NEWSru.co.il автор этого исследования, доктор исторических наук Яков Фальков, рассказывает о масштабах и причинах этого явления. Д-р Фальков – лектор Тель-Авивского университета и Герцлийского университета им. Райхмана, а также старший научный сотрудник Института изучения методологии разведанализа.

Беседовал Шауль Резник.

Давайте очертим историческую канву. О каком времени и о каких цифрах мы говорим?

В 1939 году, когда Польша оказалась поделена между нацистской Германией и Советским Союзом, под контролем СССР оказалось около 1,2 млн. евреев Восточной Польши. В последующие два года к этому числу прибавилось около 300 тысяч беженцев с польских территорий, оккупированных немцами. Среди них были и те, кто перешел границу легально, – в Варшаве еще действовало советское представительство, можно было обратиться за визой. К таким людям относились более благосклонно.

 

Репрессирован был каждый пятый из этих полутора миллионов – речь идет об отправке по этапу в ГУЛАГ и на поселения. Статистики расстрелов у нас нет, она неочевидна, поскольку были расстрелы и буквально в последние минуты перед эвакуацией в июне 1941 года. Есть истории о львовской тюрьме, где расстреляли и заключенных, и даже машинисток. По документам видно, что очень много людей погибло в ГУЛАГе, пройдя через цепочку задержаний и тюрем: Пшемысль, тюрьма во Львове, отправка в Днепропетровск на рассмотрение личного дела "тройкой", а затем этап. Заключенные были измождены и условиями, и непосильным трудом.

В ходе исследовательской работы меня поразил один момент – медицинское освидетельствование заключенных проводилось за несколько месяцев до вынесения им "тройкой" формального приговора. Их проверяли, как на невольничьем рынке, решали, насколько они годятся для выполнения различных тяжелых работ в лагерях. То есть когда беженцев отлавливали на границе, НКВД заранее знал, что этот расходный человеческий материал пойдет на "стройки века" в Сибирь.

Какая история показалась вам особенно трагичной?

Личное дело Альфреда Энгеля. 18-летний парень из Чехословакии, которого вместе с другими евреями из его городка нацисты сначала погнали на принудительные работы, восстанавливать польскую инфраструктуру. Потом под угрозой расстрела немцы приказали им убираться в Советский Союз, в "жидокоммунистический рай". Там Энгелю сначала официально разрешили поселиться в Бучаче, а потом задержали как нарушителя границы.

На допросе Альфред Энгель выразил желание вернуться к родителям. "А, ты хочешь обратно, на немецкую территорию? Ты, наверное, шпион!". Парень умер в ГУЛАГе в ноябре 1940 года, раньше, чем его семья погибла в Чехословакии.

Другой пример – рижанка Махля Ган. Она вышла замуж за еврея из Варшавы, переехала в Польшу, постоянно бывала в Риге. Муж, который, насколько помнится, работал инженером, по делам службы оказался в 1939 году во Львове. Он застрял там, Махля застряла в Варшаве. Она взяла с собой семейный альбом и перешла границу. Причем Ган – уроженка Латвии, на то время эта страна во Второй мировой не участвует. Махлю Ган арестовали как злостную нарушительницу, влепили пять лет. Пролетарии обычно получали три года, а представители более высоких социальных слоев – пять.

Принадлежность к еврейским организациям усугубляла судьбу арестованных?

Да, об этом подробно писал Менахем Бегин в книге "Восстание". Был такой Давид Варгафтиг, уроженец Лудзы, который стал членом сионистского движения "Бейтар" и отвечал за его деятельность в Балтийских государствах и Финляндии. В 1940 году его и его соратников арестовали – это классовые враги, они уводят народ в совершенно другую от классовой мировой борьбы сторону.

Коммунисты видели, насколько сионистская идеология успешна, очень много молодежи и правого, и левого толка шли за сионистами. На территории Западной Украины и Западной Белоруссии они уходили в подполье, самоорганизовывались, передавали информацию. НКВД поняло, что имеет дело с очень сильным противником не только в идеологическом, но и оперативном плане. Поэтому, конечно, еврейская деятельность была отягчающим обстоятельством.

Насколько на отношение НКВД к беженцам влиял государственный антисемитизм?

Поскольку всё происходило якобы в рамках закона, очень формально, в документах проявлений антисемитизма нет. Судя по фамилиям, среди следователей тоже встречались евреи. Понятно, что они таковыми себя не считали, но и антисемитами, наверное, не были.

Все обвинения строились по следующей схеме: в России испокон веков была и есть культура охраны границ. Одна из основ российской стратегической доктрины – безопасность границ, их святость и нерушимость. У российской власти, и при Петре Первом, и сегодня, три основных кита: нерушимость власти, нерушимость границ и суверенность.

Нерушимость самого правителя – его невозможно скинуть с трона. Чтобы власть была нерушимой, границы должны быть нерушимы и непреодолимы для любого влияния извне. Суверенность, понятие, которым в наши дни активно оперирует Путин, – это возможность делать всё, что хочется, внутри этих границ. Чтобы никто ничего указывать не мог. Сегодня режиму угрожают иноагенты, а тогда – нарушители границы. Сразу после Октябрьской революции пограничной охраной стали заниматься ведомства, заточенные на борьбу с диверсантами и врагами. С их точки зрения, через границу несанкционированно переходить нельзя, а тот, кто перешел, – априори преступник.

Даже социально близкие коммунист или пролетарий?

В тот момент это никакой роли не играло. Еще до начала Второй мировой войны польские коммунисты массово бежали на советскую территорию, спасаясь от преследований. С ними расправлялись: раз они незаконно переходят границу, они преступники. Кроме того, в СССР Коммунистическую партию Польши ликвидировали. А эти люди, наверное, "ренегаты и предатели, сотрудничали с панской Польшей и немцами". Следователи не просто спрашивали у них о возможных контактах с иностранными разведками, а в лицо бросали обвинение: "Когда вы были завербованы такой-то разведкой, чтобы шпионить на территории Советского Союза?"

Шимон Сольник, коммунист, которого преследовали польские власти, и слова которого я вынес в заголовок статьи, на допросе сказал: "Если бы я знал заранее, что меня посадят, я бы вообще в СССР не приехал. Меня наказывают, несмотря на мою полную невиновность".

Вы упоминали Менахема Бегина, которого сначала приговорили к 8 годам заключения как "агента британского империализма", а затем освободили. Были и другие, которым повезло?

Летом 1941 года Черчилль заставил польское правительство в изгнании восстановить отношения с СССР. Благодаря этому была сформирована армия Андерса, многие заключенные получили амнистию и отправились воевать. Причем были амнистированы и польские офицеры, сослуживцев которых НКВД расстрелял в Катыни за год до описываемых событий. То есть, год назад расстреляли около 20 тысяч "классовых врагов", а теперь таких же классовых врагов освобождают, потому что есть формальный договор с польским правительством и данное британцам обещание.

Армия была выведена в Иран, благодаря этому спаслись еврейские дети, которые через Тегеран переехали в подмандатную Палестину. Солдаты-евреи тоже впоследствии добрались до Палестины. В Израиле таких немало, я разговаривал и с ними, и с их детьми. Многие попали в Советский Союз молодыми, чуть легче перенесли лагеря. Потом вместе с армией Андерса их перевели в Узбекистан, где климат мягче. А потом они попали в Палестину. Не очень разбираясь в геополитике и в том, что Сталин творил со своим народом, эти люди думают, что их отпустили по доброте душевной. Не зная всей правды, они воспринимают эту тему чрезмерно положительно.

Как вы изначально узнали о репрессиях в отношении беженцев из Польши?

С этой темой я впервые познакомился в 2018 году, когда исследовательский институт при Мемориальном музее Холокоста в Вашингтоне пригласил меня на полгода в качестве исследователя. Я занимался проектом "Советская разведка и Холокост", по которому сейчас пишу книгу. Именно тогда я и увидел документы, которые проливают свет на отношение НКВД к еврейским беженцам из Польши. Эти документы вывезли в США, они долгие годы там пролежали, но никто ими серьезно не занимался.

Мне очень помог начальник архива Службы безопасности Украины Андрий Кохут, профессиональный историк и замечательный человек. Пару лет назад я встретил его в Европе и рассказал о своем проекте. Кохут, несмотря на войну в Украине, вызвался помочь и прислал уголовные дела, которые отсутствовали в американском архиве.

Частично собранная мной информация вошла в одну из глав будущей книги, но в более сжатом виде. Год назад в британском издательстве Routledge мне предложили принять участие в составлении сборника о неизвестных аспектах Холокоста в Польше. У меня дома следственных папок только одного Львовского НКВД где-то около 20 тысяч, поэтому я предложил издательству именно эту тему.

Почему эти документы, выставляющие советские карательные органы не в самом приглядном виде, были ими сохранены?

С одной стороны, в СССР любили уничтожать документы, которые могли послужить компроматом. С другой стороны, госструктуры традиционно любили отчетность. В Российской империи еще в XVIII-XIX веках переняли бюрократическую немецкую традицию, согласно которой всё должно быть запротоколировано. В Советском Союзе также существовало понятие социалистической законности, которое в 60-х активно развивал Никита Хрущев, и которое было актуально даже в 20-х и 30-х годах. Все зверства и ужасы должны были иметь законное обоснование.

После нападения Германии на Советский Союз предпринимались целенаправленные усилия по вывозу архивов. В частности, конкретный архив Львовского НКВД сохранился благодаря тому, что его успели вывезти на неоккупированную территорию, а после войны – вернуть обратно.

Эта тема каким-то образом упомянута в советской историографии?

Нет, нигде и никак. До войны, после 23 августа 1939 года, когда был подписан пакт Молотова-Риббентропа, любая антинемецкая пропаганда в СССР прекратилась. После войны этой темой тоже никто не занимался.

Официальный российский нарратив – мы спасали евреев, вы должны быть нам за это благодарны. На самом деле, НКВД и другие структуры не делали никаких скидок на то, что беженцы – это евреи, пострадавшие от нацистской оккупации. В органах прекрасно знали о происходящем, о том, что люди бегут не за сытной едой, а от смертельной опасности. В СССР были свои источники информации о происходящем в том же Варшавском гетто, еще до нападения Германии на Советский Союз. Все знали о том, что в Польше происходит геноцид, и что люди спасаются бегством от гуманитарной катастрофы. Но им не только не помогли, но и делали всё то, о чём я упоминал.

Те, кто занимаются пропагандой в современной России, об этом эпизоде могут и не знать. Но они должны знать о многом другом – об оголтелом государственном антисемитизме, об уничтожении Антифашистского еврейского комитета. Тот же [журналист-пропагандист] Владимир Соловьев об этом наверняка знает. Но молчит.

 

Электро-праведник (история компании Philips)

Его оставили в Нидерландах спасать родную фирму Philips от нацистов. Он же спас сотни евреев – и стал Праведником народов мира.

Начало династии Филипсов положил еврейский купец Филипп Филипс, поселившийся в Голландии в XVIII веке. Его сын Беньямин разбогател на торговле табаком, а внук Лион стал торговать еще и кофе, чем приумножил семейный капитал. Затем уже сын Лиона, банкир Фредерик Филипс в 1891 году купил заброшенное здание в Эйндховене и устроил в нем завод по производству электрических лампочек с угольной нитью. Так возникла компания Philips. Руководили ей двое сыновей Фредерика: Жерар и Антон. Последний добился того, что семейная компания, начинавшая с лампочек, превратилась в международный бренд электротехники.

 

 

В 1905 году у Антона и его жены Анн Генриетт родился сын Фредерик Жак Филипс, которого все называли просто Фриц. С молодых лет Фриц, выучившись на инженера, принимал активное участие в делах компании. Когда ему исполнилось 30, он вошел в члены правления Philips. К этому времени фирма уже запустила свою собственную радиостанцию, вещавшую на английском, испанском и немецком языках, построила стадион и основала футбольный клуб PSV – Спортивный Союз Филипс. Фрицу предстояло развивать в компании новые направления, среди которых были электробритвы, но началась война, и ему пришлось столкнуться с куда более драматичными вызовами.

В 1940 году в Нидерланды вторглись силы Вермахта, страна была оккупирована. Семья Филипс эвакуировалась. Уезжали в спешке, на грузовике, принадлежавшем компании, вместе с принцессой Юлианой и прочими членами королевской семьи Нидерландов. Остаться в Эйндховене и руководить предприятием поручили Фрицу.

 

 

Пока остальные члены семейства обосновывались в США и занимались дочерним производством, Фрицу приходилось искать общий язык с нацистским начальством, обеспокоенным среди прочего присутствием на заводе сотен еврейских рабочих. По приказу немцев он отделил их от остальных. Впрочем, их жизнь осталась прежней: они работали, получали зарплату и организованные Фрицем продовольственные пайки, а главное – были избавлены от депортации. Но надолго ли?

Филипс жил в постоянном страхе, что его еврейских сотрудников могут арестовать и отправить в концлагеря. В итоге он тайно связался с семьей в Нью-Йорке и попросил у американского представительства фирмы Philips два миллиона долларов. Он собирался предложить эти деньги Третьему рейху в обмен на разрешение вывезти 400 голландских евреев в Южную Америку. Сумму Фрицу пообещали, но вот нацисты на сделку не пошли. План провалился.

 

 

В апреле 1943 года в Нидерландах разразилась всеобщая забастовка в знак протеста против массовой депортации бывших голландских солдат в Германию в качестве военнопленных. Рабочие Philips забастовку поддержали – производство было парализовано. Бунт подавили эсэсовцы, а Фрица – как «виновного» – отправили на пять месяцев в концлагерь Вюгт недалеко от Эйндховена. Туда же отправили всех его еврейских рабочих.

В концлагере Фриц вновь воссоединился со своими сотрудниками: его поставили руководить рабочим цехом, который так и назывался – Philips-Kommando. Заниматься нужно было выпуском товаров повседневного спроса для солдат и офицеров Вермахта. Фриц как мог облегчал работу своих подопечных, заботился об их питании и не давал никого отправить в другие концлагеря. Однако, как только в сентябре 1943 года Фрица освободили, из 1800 евреев, находившихся в Вюгте, нацисты решили оставить только 400. Остальных ждала депортация в Освенцим. Фриц как мог пытался помешать этому, но почти безрезультатно – в Вюгте в итоге остались лишь 496 евреев из «Филипс Командо». Но и их в 1944 году все-таки депортировали в Польшу.

Самого Филипса снова попытались арестовать в июле 1944 года. Он не дался: выпрыгнул из окна своего кабинета и скрывался от преследователей в подполье до самого освобождения Эйндховена в сентябре 1944 года. Из депортированных в Польшу 496 «евреев Фрица» в живых осталось 382. После войны Фриц не раз с ними встречался – например, он ездил в Швецию, куда переехали 325 выживших в Освенциме женщин из бывшего «Филипс Командо». В 1996 году иерусалимский центр памяти жертв Холокоста «Яд ва-Шем» признал Фрица Филипса Праведником народов мира.

 

 

К этому времени популярность Филипса в родных Нидерландах уже зашкаливала. Он был почетным гражданином Эйндховена – за «исключительный вклад в благосостояние жителей», кавалером ордена Оранских-Нассау и рыцарем ордена Нидерландского льва. Вскоре его признают и «голландским предпринимателем века». Все потому, что после войны Фриц не только занимался развитием своей компании. Он, например, стал основоположником европейской бизнес-авиации, а на фоне этого помог выстроить в Эйндховене и гражданский аэропорт.

Нашлось после войны у Фрица время и на развитие футбола. Во-первых, он капитально отреставрировал стадион Phillips Stadion, который был построен еще в 1913 году как домашняя площадка футбольного клуба компании – PSV. Работы было немало: нацисты использовали стадион несколько лет для своих военных целей. После реставрации на стадионе, рассчитанном на 35 тысяч зрителей, появился, помимо всего прочего, мемориал памяти жертв войны.

 

 

В прямое управление футбольным клубом PSV Филипс никогда не вмешивался. Однако он смог обеспечить команду достаточной материальной поддержкой: в разное время в клубе играли многие мировые звезды футбола, в том числе, например, Роналду. На столетний юбилей Фрица Филипса в 2005 году PSV дошел до полуфинала Лиги чемпионов и выиграл чемпионат страны. После победного матча капитан команды Марк Ван Боммел подбежал к Фрицу, сидевшему на трибуне на своем привычном месте под номером 43, и символически преподнес ему трофей.

 

 

Любили Филипса не только его футболисты, но и его сотрудники. За то, что он мог запросто заглянуть в цеха, начать шутить, заговорить с ними о жизни. Кстати, если с футболистами он часто обсуждал электрический бизнес, то с сотрудниками компании – наоборот, футбол. Все звали его просто «Мистер Фриц». Биограф бизнесмена Гус Бекой вспоминал: «Его предшественников все звали по фамилии, а Фрица по имени, и этим все сказано!» Сам Филипс просто был уверен: без заботы о сотрудниках любой бизнес обречен на провал. Возможно, кстати, в такой социальной ориентированности бизнесмена сыграли роль и его корни: прадед Фрица Лион Филипс был женат на Софи Прессбург, тетке Карла Маркса. А дочь Лиона и Софи, в свою очередь, переписывалась с кузеном Карлом и даже состояла в нидерландской секции Интернационала.

 

 

В последние годы жизни у Фрица Филипса было две страсти – искусство и образование. Он общался с голландскими скульпторами и художниками, активно пополнял свою домашнюю коллекцию произведений искусства. В итоге большая часть этой коллекции – порядка 300 памятных вещей, среди которых картины, средневековое олово, редкая керамика и много чего еще – была продана после его смерти на аукционе Sotheby’s. Вырученные шесть миллионов евро пошли на разные образовательные проекты.

Еще в 1966 году Фриц создал в Эйндховене музей науки Evoluon – причем крайне футуристичное для своих лет здание, напоминающее летающую тарелку, построили прямо по эскизу, который Филипс набросал как-то на бумажной салфетке. В первые годы место гремело на всю Европу, посетителей здесь были тысячи. Однако впоследствии, когда научные музеи появились во многих странах, популярность Evoluon сошла на нет. Городские власти устроили в здании коммерческий конференц-колл. Так вот Фриц пытался вернуть его в общественное пользование – впрочем, безуспешно.

 

 

Бывший глава Philips скончался 5 декабря 2005 года. Писатель Грегори Крауч в некрологе для New York Times написал о нем так: «Он был успешным бизнесменом, которого больше интересовало общее благо, чем корпоративная казна».

Источник https://jewish.ru/ru/people/society/195382/

Манна еврейская (о Томасе Манне)

<p>Katia Mann mit Frido Mann, Thomas Mann mit Toni Mann.</p>

Немецкий писатель Томас Манн был почти антисемитом, пока не женился на еврейке. Еврейская родня помогла написать ему лучшие романы и получить Нобелевскую премию по литературе. А вот нацисты лишили его за это гражданства.

В 1905 году Томас Манн, уже известный немецкой публике по нашумевшему роману «Будденброки», написал новеллу «Кровь Вельзунгов»: о кровосмесительной связи брата и сестры из богатой еврейской семьи, стремящейся проникнуть в высший свет немецкого общества. Книга, которую позже называли примером литературного антисемитизма, едва не расстроила помолвку писателя – с еврейкой.

Избранницей Манна была Катя, или Катарина, Прингсхайм, дочь профессора математики Мюнхенского университета Альфреда Прингсхайма. А еще – внучка владельца угледобывающих шахт и железнодорожного магната Рудольфа Прингсхайма. Чтобы не оскандалиться, автор печатать новеллу отказался. Свадьбу сыграли в том же 1905 году – Томас Манн породнился с богатыми евреями, которых еще недавно высмеивал.

 

 

Брак увеличил состояние литератора – выходца из семьи любекского купца, чья смерть привела его семью почти что к нищете. В Мюнхене Томас и Катя поселились в шикарной квартире с электричеством и телефоном, а позже переехали в шикарную виллу «Поши» на Пошингерштрассе, 1. Там они и жили до самого отъезда из Германии. Женитьба на богатой еврейке не раз служила поводом для язвительных комментариев критиков. «Томас Манн не похож ни на Ньютона, ни на Наполеона. На первого он не похож, потому что к математике в виде миллионов его тестя он проявляет лишь вычитающий интерес», – писал философ Теодор Лессинг.

Катя избавила писателя от бытовых хлопот, помогала печатать и править рукописи. Кроме того, рожала одного за другим детей, которых в итоге оказалось шестеро: Эрика, Клаус, Голо, Моника, Элизабет и Михаэль. Именно Катя и ее семья вдохновили Томаса Манна на новый роман – «Королевское Высочество». Там писатель вывел свою супругу под именем Иммы Шпельман, студентки математического факультета и наследницы миллиардного состояния. В романе Имма была невестой литературного альтер-эго самого Манна, принца Клауса-Генриха. Своего тестя Альфреда Томас тоже не забыл – представил в романе под именем Самуэля Шпельмана, отца Иммы, богача-миллиардера и властного человека, от столкновений с которым страдала тонкая натура принца.

 

 

В реальной жизни между Манном и Прингсхаймом действительно часто случались ссоры. Главным образом из-за философа Артура Шопенгауэра, духовного учителя Манна. Дело в том, что Шопенгауэр непочтительно высказывался о математике как науке, за что получал от Прингсхайма унизительные комментарии. Томас Манн принимал их близко к сердцу и очень переживал. Ну, а в годы Первой мировой Манн дискутировал с отцом Кати о войне: проповедовал немецкий национализм и германский дух, призванные «оздоровить мир». Помимо Шопенгауэра и взглядов на войну отношения Манна с тестем-евреем омрачал неистребимый дух соперничества – каждому из них хотелось восхищать общество своим умом.

 

 

Надо отдать должное эрудиции Альфреда Прингсхайма. Он был знатоком искусства Ренессанса, состоял в закупочной комиссии Национального баварского музея и с гордостью показывал всем свою коллекцию картин. К тому же он хорошо разбирался в музыке и даже сочинял сам. Впрочем, в литературе его вкусы были на удивление непритязательны. Его сын Клаус, ставший известным немецким дирижером, с горечью констатировал: «Папа читает только детективы. К серьезной литературе он совершенно равнодушен».

 

 

В целом «Королевское Высочество» в семье Манна восприняли хоть и благосклонно, но неоднозначно. «Старый Шпельман куда больше похож на моего отца, чем Имма на меня», – написала Катя в своих мемуарах. Сам Томас Манн вскоре после выхода романа признал его слабым, а счастливый финал – фальшивым.

Без Кати, возможно, не состоялся бы и другой, куда более известный роман Манна «Волшебная гора». Все началось осенью 1911 года, когда у Кати обнаружили катар дыхательных путей и она отправилась на лечение в санаторий Вальд в швейцарском Давосе. Манн приехал проведать жену и слег с температурой – видимо, от непривычки к горному воздуху, ведь дело было на высоте 1600 метров. Врач санатория сказал ему, что он, скорее всего, тоже болен и что надо бы остаться. Манн оценил заботу, но приглашение отверг и уехал меньше чем через месяц. Однако уезжал он не с пустыми руками: в голове уже крутилась идея романа «Волшебная гора». Книга вышла в 1924 году.

 

 

Еще через пять лет Манн получил Нобелевскую премию и наконец стал писателем с мировым именем и подобающими гонорарами. Семья Кати, наоборот, сильно обеднела. Ее родителям теперь приходилось сдавать комнаты студентам в своей мюнхенской вилле. Мать Кати, Хедвига Прингсхайм, с горечью писала в письме подруге: «В нашей семье мы больше не богачи. Томас теперь писатель, которого знает весь мир. Он нужен всем. А мы все еще живем – увы – на своей прекрасной вилле, содержать которую все труднее. Зато Томас и Катя купили машину и строят для нее гараж. Шикарно!»

 

 

В начале 1930-х атмосфера в Германии стала сгущаться. Изменился и сам писатель: оставив в далеком прошлом поддержку «патриотов», он выступал как ярый противник национал-социализма и антисемитизма. В 1933 году, когда некоторые его произведения, в которых он открыто критиковал новые порядки в Германии, публично сожгли на площадях, он переехал с семьей в швейцарский Цюрих. В 1936 году за нежелание возвращаться и «служить немецкому народу» гражданство писателя было аннулировано.

 

 

Манн тем временем спокойно продолжал писать свой великий роман-тетралогию «Иосиф и его братья». В 1930 году писатель специально ездил в Палестину и Египет, чтобы своими глазами увидеть места, в которых жили евреи библейских времен. В одном из данных в Иерусалиме интервью Манн выразил поддержку сионистскому движению: «Вы всегда можете считать, что я целиком на стороне духовного, интеллектуального сионизма», – сказал писатель. Еще одно интервью, вышедшее под заголовком «Томас Манн против антисемитизма», дало режиму Гитлера дополнительный повод для лишения писателя германского гражданства.

 

 

В 1938 году Манн эмигрировал в США, подальше от своей «больной» родины. Специально для семьи писателя в фешенебельном пригороде Лос-Анджелеса Пасифик-Пэлисейдз построили виллу. Манн читал лекции в Принстонском университете, вел на радио антифашистскую передачу и говорил, словно утешая себя: «Где я, там и немецкая культура». В это время тесть писателя Альфред Прингсхайм, разжалованный, лишенный всех званий и униженный нацистами, бросил все имущество и с огромным трудом вырвался из сходившей с ума Германии. Он уехал с женой в Швейцарию, где в 1941 году умер в возрасте 90 лет. Еще через год ушла из жизни его жена Хедвига.

 

 

В США Манн работал над романом «Доктор Фаустус» – о композиторе Адриане Леверкюне, заключившем сделку с дьяволом. Чтобы как можно точнее описать революцию, совершенную Леверкюном в музыке, Томас Манн обратился к специалисту – философу и музыковеду Теодору Адорно, еврею, также сбежавшему в США от нацистов. Благодаря советам Адорно рассказ о композиторской манере Леверкюна стал отражением додекафонной техники австрийского композитора-еврея Арнольда Шёнберга.

В 1952 году семья Маннов покинула США: там в моду входила охота на ведьм, и немецкого писателя все чаще обвиняли в симпатиях к «красным». К тому моменту писатель был уже обласкан всевозможными наградами в Германии, однако это никак не повлияло на его нежелание возвращаться на родину. Он вновь переехал с женой и детьми в Цюрих – там в 1955 году и умер.

Источник https://jewish.ru/ru/stories/literature/195538/

Подкатегории