Родительская категория: Рекомендованные Материалы

Самый еврейский из русских писателей

Источник

50 лет назад, 31 августа 1967 года, ушел из жизни Илья Эренбург. На страницах «Лехаима» публицист Матвей Гейзер вспоминает свои беседы с дочерью одного из самых выдающихся интеллектуалов двадцатого века.

Мысль о забвении всегда волновала Илью Григорьевича Эренбурга, одного из самых выдающихся интеллектуалов двадцатого века. «Забвение – закон жизни, это репетиция смерти», – написал он, хотя имя его при жизни, да и после смерти, забвению не предавалось. Анафеме – периодически да, но забвению – нет…

Почему же мысль о забвении тревожила человека, чьи ранние стихи отметили рецензиями такие выдающиеся поэты, как Гумилев, Брюсов, Бальмонт (список можно продолжить). Писатель, творения которого читали не только на родине, но и далеко за ее пределами; человек, удостоенный дружбы многих самых выдающихся людей культуры и искусства ХХ века; общественный деятель, к мнению которого прислушивались политики высокого ранга во всем мире. Илья Эренбург – автор знаменитой книги мемуаров «Люди, годы, жизнь», удостоенной окриков самого Хрущева и разгромной статьи «главного» литературоведа той поры В.В. Ермилова…

Человек, познавший всемирную славу, признание, в своих мемуарах написал: «После поэта остаются книги, после художника – полотна, после государственного деятеля – страницы истории. А после человека? Разве что память, немного света и тепла».

Что-то похожее сказал своей жене А.П. Потоцкой другой знаменитый еврей – Соломон Михоэлс: «Знаешь, что меня очень беспокоит?! Что я оставлю в наследство тебе и детям? Разве что мой юмор и следы моего обаяния»… Так ли это? Была ли причина для таких размышлений? Время, в которое жили и творили Михоэлс и Эренбург, давало немало поводов для подобного «оптимизма». Да и жизнь в стране напоминала чеховскую «Палату №6».

И все же забвение не грозит Илье Эренбургу. Кроме книг, написанных им, памяти, света, тепла, после И. Г. Эренбурга осталась его единственная дочь Ирина.

Мое знакомство с Ириной Ильиничной

Судьба «Черной книги» в СССР не менее трагична, чем ее содержание. То, что в конце концов она была издана в Литве, в Вильнюсе лишь в 1993 году, но ни в СССР, ни даже в демократической России, тому подтверждение.

Почему руководители страны, победившей гитлеровский фашизм, так препятствовали изданию, быть может, самой антифашистской книги в истории? Об этом можно рассуждать и спорить до бесконечности – логика тут не поможет. В том, что читатель, наконец, получил полное издание «Черной книги», велика заслуга Ирины Ильиничны Эренбург.

С «Черной книгой», изданной в Израиле в 1980 году, с этой летописью Холокоста, я был знаком, но не предполагал, что за ее пределами остались неопубликованные материалы. И еще я не мог понять, каким чудом попали они в то единственное место в мире, где им надлежало храниться, – в Институт Памяти жертв нацизма и героев Сопротивления «Яд Вашем» в Иерусалиме. Известие это не просто порадовало меня, но подтвердило мысль, что истинная история Холокоста будет восстановлена и останется навсегда. Кто же этот смельчак, отважившийся в брежневско-андроповские времена переправить в Израиль страницы еврейской трагедии, имя которой Шоа?

Однажды я заговорил об этом с Константином Лазаревичем Рудницким, видным искусствоведом, очень добрым человеком. Заговорил не случайно – он когда-то рассказал мне, где и как обыкновенные библиотечные работники сохранили архив Мейерхольда, ставший предтечей «возвращения Мейерхольда» в наше театроведение. «Что касается тайны интересующего вас вопроса, – могу открыть ее вам. Даже сегодня. Но договоримся сразу – если мы через пять минут окажемся у человека, переправившего материалы “Черной книги” в Израиль, вы не будете задавать вопросы на эту тему, если она сама не заговорит об этом».

Константин Лазаревич набрал какой-то номер телефона, сообщил, что сигареты у него есть, хватит на всех. Мы вышли к лифту, спустились на первый этаж. Дверь квартиры уже была открыта. У входа нас ждала женщина среднего роста с внимательным изучающим взглядом. При ней была маленькая бородатая собачка с претензией на породистость. Собачка принюхалась и завиляла хвостиком. Облаян я был уже в комнате, когда устроился в кресле. Очень скоро я понял, что нахожусь в квартире, имеющей отношение к Илье Григорьевичу Эренбургу, здесь было много его книг, изданных на разных языках, портреты, фотографии. Знаменитый рисунок работы Пикассо. К. Л. Рудницкий заговорил с хозяйкой дома на какие–то «общие» темы. Они дружно закурили, а потом он представил меня: «Это Матвей Гейзер. Он пишет книгу о Михоэлсе». «Дай Б-г удачи»,— почти машинально ответила женщина, которую я уже знал по имени–отчеству. Звали ее Ирина Ильинична. Все понял – я в гостях у дочери Эренбурга. Из мемуаров И.Г. Эренбурга: «Двадцать пятого марта 1911 года в Ницце у меня родилась дочь Ирина…» А в тот вечер, летом 1988 года, в кресле сидела пожилая седая женщина с очень выразительными глазами, обладающая удивительно хорошей памятью. Она в беседе с Константином Лазаревичем по памяти цитировала отрывки не только из книг Эренбурга, но и цитаты из литературоведческих статей о нем. Рудницкий изредка вносил свои комментарии. Оба они, казалось, забыли о моем присутствии.

 

Спустя какое-то время Ирина Ильинична вдруг спросила: «Так как фамилия нашего гостя? Глейзер?» – «Не Глейзер, а Гейзер!» – сказал Константин Лазаревич. – «Гейзер… Гейзер, – повторила Ирина Ильинична, – почему-то знакомо». – «Наверное, потому что фонтанирует», – пошутил Константин Лазаревич.

Разговор затянулся надолго. Мы много курили. За весь вечер я, кажется, не произнес ни одного слова. Уходя, Рудницкий спросил хозяйку, можно ли Матвею Моисеевичу ей звонить. «Безусловно», – ответила она.

Поздно вечером мы поднялись к Константину Лазаревичу пить кофе. В тот день он подарил мне свою книгу «Всеволод Мейерхольд».

Было это 4 июля 1988 года.

Встреча с давними письмами

Об Ирине Ильиничне Эренбург я знал из мемуаров ее отца «Люди, годы, жизнь». Мне порой хотелось позвонить ей, но повода не было, а без повода … В доме, где жила Ирина Ильинична, даже в том же подъезде, я бывал часто. Кроме Рудницкого там жил Александр Петрович Межиров, поэт, которого я боготворил. От него я впервые услышал стихи раннего Эренбурга. В чтении Межирова стихи эти потрясли меня, и я тогда решил, что Эренбург – прежде всего большой поэт своего времени, начавшегося, как известно, еще в пору Серебряного века. Писатель, публицист – это уже производные. Правда, позже я не был так категоричен.

Весной 1990 года вскоре после знаменитого «еврейского погрома» в ЦДЛ в 1990 году (надо же такому совпасть!) вышла моя первая книга «Соломон Михоэлс». Я подарил ее Ирине Ильиничне. Недели через две я встретил ее на улице Усиевича. Она не узнала меня, но я вновь представился, и она живо все вспомнила. Потом сказала: «Книга ваша, в особенности добросовестный труд, вложенный в ее создание, заслуживают похвалы. Вы уже человек взрослый, и похвала вас не испортит, но книга-то – не годится! В ней сотни, боюсь, тысячи ошибок, описок, опечаток. Так нельзя! Попросили бы меня. Я бы стала корректором этой книги из уважения к памяти Михоэлса и Анастасии Павловны». Я растерялся, даже испугался. Видимо, Ирина Ильинична поняла это и, прощаясь, сказала, что верит в переиздание книги и тогда ошибки эти можно будет устранить. «Когда будете в нашем доме, обязательно зайдите ко мне. Я покажу вам что-то для вас интересное и неожиданное».

Прошло какое-то время. Я позвонил Ирине Ильиничне, и мы условились о встрече. Когда я пришел к ней, она, приподняв очки и внимательно посмотрев мне в глаза, спросила: «Вы все помните из своей юношеской жизни?» Я растерялся. Она открыла папку. В ней – письма, написанные моим почерком. Тут я совсем опешил. Но мигом вспомнил. В начале 60-х я зачитывался мемуарами Ильи Эренбурга. В Аккермане мы записывались в очередь на «Новый мир», чтобы получить журнал на ночь из читального зала домой.

Никогда не забуду: зимой 1963 года в «Известиях» я прочел разгромную статью о мемуарах Эренбурга. Автором ее был сам В.В. Ермилов, «генерал» в области разгромных статей в период «борьбы с космополитизмом». Статья называлась: «Необходимость спора». Когда я прочел ее и отклики на нее в следующих номерах газеты, мне показалось, что времена разгромов (погромов) конца 40-х – начала 50-х, возродились. Возмущались мемуарами Ильи Эренбурга рабочие, служащие, даже крестьяне. Все кричали: «Ура, Ермилов!», и никто даже не попытался сказать доброе слово об Эренбурге, так много сделавшего для своей страны не только в области литературы… Статья Эренбурга, помещенная в этом же номере газеты, показалась мне ненужным оправданием.

Я решил принять участие в этой «полемике», написал письмо, в котором восхищался мемуарами Эренбурга, и отправил его в «Известия». Дабы показать свою «эрудицию», я процитировал Энгельса, который «из книг Бальзака узнал о французской истории больше, чем из учебников». Ответа из редакции, разумеется, не последовало, но Александр Степанович Огородник, директор школы, в которой я работал, замечательный человек, сказал мне тихо: «Зачем тебе понадобился этот Эренбург, или как там его зовут? Смотри – доиграешься, мамка будет плакать. О нем плохо написал сам Ильичев, секретарь ЦК, наш главный идеолог». И все же я отважился написать письмо И.Г. Эренбургу, но, не имея его адреса, письмо отправил через С.Я. Маршака.

Прочитав в доме Ирины Ильиничны это, почти тридцатилетней давности письмо, я удивился своей смелости. Впрочем, тогда были времена, названные с легкой руки Эренбурга хрущевской оттепелью. Я был не единственный, кто поверил в то, что свобода нам дарована. А вот того, что в 1963 году она уже заканчивалась (или закончилась), не заметил. Ответ от Ильи Григорьевича я получил, с годами и переездами письмо это затерялось, и только у Ирины Ильиничны я прочел его: «Уважаемый товарищ Гейзер, мне переслали Ваше письмо – спасибо Вам за него. От души желаю Вам всего доброго. Москва, 10 мая 1963г.»

Следующее мое письмо к Илье Григорьевичу было полно гнева и злости к правителям Западной Германии за их намерение в 1965 году выдать «индульгенцию» бывшим фашистским палачам. Я помнил наизусть слова Ильи Григорьевича: «Я не верю в доброе сердце людей, которые плачут над палачами, это мнимые добряки – они готовят смерть миллионам невинных». Я просил Илью Григорьевича опубликовать мое открытое письмо в центральной прессе. Вскоре  получил ответ: «Уважаемый товарищ Гейзер, благодарю Вас за письмо и за доверие, но у меня нет ни малейшей возможности опубликовать, как Вы просите, Ваше “открытое письмо” — я не состою в редколлегиях наших газет. Кроме того, решение об оттяжке до 1969 года в Бонне уже принято. Желаю Вам всего доброго. 3 апреля 1965 года».

Ирина Ильинична рассказала мне, как беспокоился Илья Григорьевич о молодых провинциальных интеллигентах. «Хоть бы им не досталось за то, что пишут мне…» И. Эренбург отвечал на каждое письмо, хотя он задыхался от недостатка времени и сил. В то время, в пору публикации мемуаров, для него, как говорила мне Ирина Иьинична, была важна любая поддержка. Она почему-то напомнила мне слова Эренбурга, сказанные им еще в 1959 году. Я записал их: «Мы слишком часто бываем в размолвке с нашим прошлым, чтобы о нем хорошенько подумать. За полвека множество раз менялись оценки и людей и событий;… мысли и чувства невольно поддавались влиянию обстоятельств… Забывчивость порой диктовалась инстинктом самосохранения: нельзя было идти дальше с памятью о прошлом, она вязала ноги…»

История «Черной книги» похожа на историю нашей страны…

Мы часто и подолгу беседовали с Ириной Ильиничной по телефону, виделись изредка. «Перелом» в наших отношениях произошел, когда я подарил ей свою книгу «Еврейская мозаика». Она похвалила мою статью об Анастасии Павловне, а особенно – заметки о встрече с Марком Шагалом. «За такой короткий период общения с Марком Захаровичем вы не только уловили суть этого человека, но и сумели донести ее до читателей».

В начале мая 1994 года она рассказывала о своих юных годах, проведенных в Париже, о дружбе с Идой, дочерью Шагала. В тот день я впервые заговорил с Ириной Ильиничной о «Черной книге». Записал не весь ее рассказ. Часть воспроизвожу по памяти.

В начале 70-х годов, занявшись архивом отца, она обнаружила в нем много материалов из «Черной книги». Чтобы они не попали на Лубянку, отдала их на хранение людям, в которых была уверена, а в начале 80-х ей удалось переправить их в Иерусалим в «Яд Вашем». На мой вопрос, почему именно туда, она ответила сначала взглядом, а потом сказала: «А что, по-вашему, эти материалы должны быть в архивах КГБ? Я уверена, что в “Яд Вашем”, этом всемирном Институте Памяти жертвам нацизма, они сохранятся для потомков».

В предисловии к «Черной книге» я встретил такие слова Ирины Ильиничны: «История “Черной книги” похожа на историю нашей страны. В ней еще много невыясненных фактов или, как теперь принято говорить, темных пятен. Я расспросила людей, которые принимали в ней участие, прочитала публикации, благо они сейчас стали у нас появляться, изучала разные архивы, и мне удалось отчасти восстановить запутанную эпопею “Черной книги”».

Думаю, что, работая над «Черной книгой», Ирина Ильинична выполняла завещание своего отца, которого почему-то всегда называла по имени и отчеству либо по фамилии. Она часто говорила: «Ни о чем так не мечтал Илья Григорьевич, как об издании “Черной книги”».

Вот мои записи из той беседы: «Немногие знают, что Илье Григорьевичу не раз приходилось лично допрашивать немецких офицеров высоких чинов, и допрос этот он начинал с сообщения: “Я – еврей”. Это, как рассказывал отец, не только приводило в ужас допрашиваемых, но действовало сильнее пыток». На мой вопрос, почему ему приходилось допрашивать офицеров, Ирина Ильинична ответила: «Те, кто поручали ему это, учитывали его знание немецкого языка. Илья же Григорьевич шел на это во имя “Черной книги”»…

Еще из беседы с Ириной Ильиничной: «Сегодня многие склонны видеть в Эренбурге противника создания государства Израиль. Его статья “По поводу одного письма”, опубликованная в “Правде” 21 сентября 1948 года, давала повод для таких размышлений…»

Документальное отступление.

 

(из упомянутой статьи И.Г. Эренбурга)

«Мракобесы издавна выдумывали небылицы, желая представить евреев какими-то особенными существами, непохожими на окружающих людей… Они уверяли, будто евреи – это люди, лишенные чувства родины, вечные перекати–поле; мракобесы клялись, что евреи различных стран объединены между собой какими-то таинственными связями…

Мракобесы говорят, что существует некая мистическая связь между всеми евреями мира…

Конечно, есть среди евреев и националисты и мистики. Они создали программу сионизма, но не они заселяли Палестину евреями. Заселяли Палестину евреями те идеологи человеконенавистничества, те адепты расизма, те антисемиты, которые сгоняли людей с насиженных мест и заставляли их искать – не счастье, а право на человеческое достоинство – за тридевять земель».

И дальше, в этой же статье, Эренбург утверждает, что от расизма, грозящего евреям США, их не спасет государство Израиль, даже если оно будет создано, а может спасти их «победа прогрессивной Америки над Америкой расистов», так же, как евреев, живших в Палестине в годы второй мировой войны, от фашистской дивизии Роммеля спасла победа советской армии под Сталинградом. В упомянутой статье (еще раз напомним, это было в сентябре 1948 года, то есть через несколько месяцев после создания государства Израиль, в ту страшную пору, когда молодая страна вела тяжелейшие бои за независимость) Илья Эренбург цитирует слова И. В. Сталина: «Антисемитизм, как крайняя форма расового шовинизма, является наиболее опасным пережитком каннибализма».

Думаю, тогда вождь всех стран и народов уже решил для себя судьбу евреев в СССР. Но в той же статье Эренбург пишет: «Советские евреи… отстраивают свою социалистическую родину. Они не смотрят на Ближний Восток, они смотрят в будущее…» Мало того, по мнению Эренбурга, трудящиеся государства Израиль тоже с надеждой смотрят на Советский Союз, «который идет впереди человечества к лучшему будущему…»

Кто или что могло заставить Эренбурга написать такую антиизраильскую статью? Попытки ответить на этот вопрос были. Я же воздержусь.

А теперь вернусь снова к беседе с Ириной Ильиничной об этой статье: «Но никто не пытается даже вникнуть, почему и при каких обстоятельствах была написана эта статья. Все сделали вид, что забыли другую публикацию Эренбурга, в газете “Эйникайт” 25 июня 1943 года». Ирина Ильинична надела очки и прочитала, попросив меня записать это: «Евреи не были истреблены до конца ни Египтом, ни Римом, ни фанатиками инквизиции. Уничтожить евреев также не может и Гитлер, хотя история еще не знала подобного массового истребления целого народа… Выродок Гитлер не понимает, что уничтожить народ невозможно. Евреев стало меньше, чем было, но каждый еврей стал большим, чем он был».

В сборнике Эренбурга «Война» (Москва, 1943 год.) в главе «Россия» есть статья «Евреи». Вот несколько цитат из нее: «Немцы пытали еврейских девушек, закапывали в землю старых евреев. Гитлер думал сделать из евреев мишень, евреи показали ему, что мишень стреляет… Евреи стали солдатами. Они никому не передоверят своего права на месть…

Когда-то евреи мечтали об обетованной земле. Теперь у евреев есть обетованная земля: передний край. Там они могут отомстить немцам за женщин, за стариков, за детей.

Велика любовь евреев к России: эта любовь к духу и к плоти, к высоким идеям и к родным городам, к стране, которая стала мессией, и к земле, в которой похоронены деды…»

Читая эти слова Эренбурга, я задумался: «А всегда ли была эта любовь взаимной?» Трагическая судьба «Черной книги» в России – свидетельство тому, что Катастрофу европейского еврейства в России пытались замолчать, забыть. Вскоре после войны «Черная книга» была издана в Румынии, в США, но не в СССР, где она была создана.

Уйди к родным полям Иерусалима…

Однажды я спросил Ирину Ильиничну, правда ли, что стихи, которые ходят в списках под названием «Ответ Эренбурга Маргарите Алигер» принадлежат ее отцу? И «продекламировал» отрывок из них:

На ваш вопрос ответить не умея,

Сказал бы я – нам беды суждены,

Мы виноваты в том, что мы евреи,

Мы виноваты в том, что мы умны.

Мы, сотни тысяч жизней не жалея,

Бои прошли, достойные легенд,

Чтоб после слышать: «Кто это — евреи?

Они в тылу сражались за Ташкент».

«Да нет, конечно же, нет! Хотя под многими строчками этих стихов отец мог бы подписаться. Там есть строфа, являющаяся парафразом статьи, о которой я упомянула. Помните? – ”Нас утопить пытались в реках крови, / Замучить в гетто, в камерах убить, / Мы выжили, и несмотря на это, / Товарищ Алигер, мы будем жить”…»

Потом, задумавшись, Ирина Ильинична рассказала мне случай, буквально потрясший меня. «Это было, кажется, в 1947 году. У молодого человека во Львове – студента института, нашли стихи под названием “Евреи”». Это был отрывок из известной поэмы Маргариты Алигер “Твоя победа”. Отрывки из нее, в особенности на еврейскую тему, ходили в списках. Порой с такими искажениями, что от Алигер там ничего не оставалось. Так вот, обладатель “рукописи” был арестован и обвинен в авторстве этих стихов, “националистических и антисоветских”. Не помню, то ли он сам, то ли кто-то из его близких обратился к Илье Григорьевичу. Он послал гневную телеграмму, потом Маргарите Иосифовне пришлось “подтвердить” свое авторство. Студент был спасен от тюрьмы».

В конце сороковых Илья Григорьевич не раз говорил мне: «Материалы для обвинительного заключения на Эренбурга я подготовил давным–давно, за много лет до сегодняшних шабашей. Следователи найдут их в моих стихах…»

Ирина Ильинична достала с полки маленькую книжечку стихов Эренбурга, изданную в Париже в 1911 году, открыла на какой–то странице и предложила мне прочесть стихи. Назывались они «Еврейскому народу». Несколько строф я переписал, вот они:

Народ, ведущий род от Авраама,

Когда-то мощный и большой народ,

Пахал ты землю долго и упрямо,

Трудясь над нивами из года в год…

Всегда униженный, гонимый,

Под тяжким бременем забот

Ты шествуешь, едва терпимый,

Бессильный и большой народ…

Ты здесь не нужен, пришлый и гонимый,

Сбери своих расслабленных детей,

Уйди к родным полям Иерусалима,

Где счастье знал ты в юности своей…

 

Я спросил: «Что же получается, в молодости Илья Григорьевич увлечен был идеями сионизма?» «В молодости все бывает», —  ответила Ирина Ильинична. И спросила меня, читал ли я книгу Ильи Григорьевича «Бурная жизнь Лазика Ройтшванеца». Она была полна решимости включить ее в издающееся собрание сочинений И. Эренбурга, допуская при этом, что повесть эту сочтут антисемитской. Я удивился. «Эренбурга обвинить в антисемитизме?!» И тут Ирина Ильинична рассказала мне такую историю.

Книгу эту И. Эренбург писал в необыкновенном душевном порыве. Он понял, что наступил крах не только социалистических идей, за которые в семнадцать лет он попал в тюрьму, но и той революции, которую возглавил Ленин (Ирина Ильинична напомнила мне о встречах отца с Лениным). В конце 20-х годов И. Эренбурга постигло страшное разочарование, даже депрессия. Он написал тогда: «Я с горя засел за сатирическую повесть… Еврейское утешение!» В СССР повесть, разумеется, не была издана, но ее то ли парижское издание, то ли берлинское дошло до членов Политбюро. Разумеется, они ее прочли. Еще бы! Почти у всех у них жены — еврейки родом из тех же мест, что и герой повести Лазик Ройтшванец. Позже Илья Григорьевич рассказывал, как Ворошилов признался ему, что прочел книгу взахлеб, но издавать ее нельзя – она антисемитская! Что-то похожее изрек Калинин. Еврей же Каганович не отважился похвалить книгу (во всяком случае вслух), а вот попрекнуть автора в еврейском национализме счел необходимым.

Своего издания в России книга эта ждала почти 80 лет. Недавно прочитав ее, я понял, как близка была еврейская тема Эренбургу, писателю, никогда не знавшему еврейского языка, но всегда помнивщему о своих корнях. Прав был Виктор Шкловский, сказав об Эренбурге: «Из Савла он не стал Павлом». В течение всей жизни Эренбург повторял всегда и везде: «Покуда на свете водятся антисемиты, я буду напоминать о том, что я еврей».

Бродят Рахили, Хаимы, Лии,

как прокаженные, полуживые.

Камни их травят. Слепы и глухи,

бродят, разувшись перед смертью, старухи

Бродят младенцы, разбужены к ночи.

Гонит их смерть, земля их не хочет.

Горе! Открылась старая рана –

мать мою звали по имени Хана.

Думаю, что эти стихи не могли бы возникнуть без искренней любви Эренбурга к истории своего народа, равно как без знаний еврейской традиции не было бы повести о Лазике Ройтшванеце – самой «еврейской» книги Эренбурга. И еще в этой повести видится знание хасидских преданий и любовь Эренбурга к ним.

Хасидские легенды не раз спасали героя книги в самые трудные времена: на чужбине, в тюрьме, в одиночестве. Даже на смертном одре Лазик рассказывает красивую хасидскую историю о дудочке: «Вы, конечно, знаете, кто такой Бешт. Он ведь выдумал всех хасидов… Нечего говорить – Бешт был большой головой, и все евреи его почитали… Я уже не говорю о том, какое у него было сердце…

Город, где жил Бешт, был прямо-таки избранный… Это был смехотворный городишко между Гомелем и Бердичевым, не Париж и не Берлин. Зато в нем жили самые умные и самые набожные евреи, а среди них и этот Бешт. Хорошо. Настает Йом Кипур. Евреи собираются в синагогу. Они должны каяться в грехах. Они каются. Конечно, они вовсе не грешили… И все умники каялись в разных напечатанных грехах, но своих грехов они не помнили, и как могли они помнить разную человеческую мелочь? Тот, кто знал Талмуд, не знал простых слов, не мог утешить горемыку, приласкать ребенка, посмеяться в праздник с бедняками, а тот, кто выложил тысячу рублей на пышный свиток, не знал, что такое обыкновенная нужда, не подавал копейки на улице признанным нищим.., он думал, что все люди обходятся красивым свитком. И тот, кто молился, не умел прощать. И тот, кто постился, не умел накормить голодного. И вся их справедливость была на два часа… И вот кричат евреи, но нет дороги их крикам. Тогда они поворачиваются к Бешту: раз Бешт с нами, мы не можем пропасть…

Бешт стоит и молится… Он хочет заплакать, но у него нет слез… Он просит Б-га: дай мне слезы, и я вымолю у тебя прощение всем евреям. Но Б-г оглох…»

А дальше произошло вот что. Вместе с одним из молящихся в синагоге оказался ребенок лет трех–четырех. Ему было скучно, он хотел к маме. Не зная, чем заняться, он вдруг вспомнил, что в кармане у него дудочка, которую купила ему мама. Он вынимает ее и хочет подуть, но отец останавливает его: «Иоська, сейчас же спрячь эту глупость! Сегодня Йом Кипур и надо плакать, а не играть на трубе».

Но тут вмешался Бешт. И хотя во время молитвы запрещено разговаривать, он сказал: «Оставьте этого ребенка! Если он хочет дуть в дудочку, пусть дует». Иоська, конечно, задул в полное свое удовольствие. И свершилось чудо. «И грянул гром, и брызнули из глаз Бешта живые слезы, и сразу стало легко всем евреям… Евреи в синагоге обратились к Бешту: ”Ребе, вашей молитвой мы все спаслись”». Но Бешт качает головой..: «Ваши грехи весили столько, что их не могли перевесить никакие покаянные слезы… Но вот раздался крик этого ребенка. Он дунул в дудочку, и Б-г услышал. Б-г не выдержал. Б-г улыбнулся. Наш город спасли не молитвы, а один смешной звук от всего детского сердца… Поглядите скорее, как этот Иоська улыбается!..»

Этим хасидским сказанием заканчиваются и жизнь Лазика Ройтшванеца, и повесть о его приключениях. Он умирает в гробнице праматери Рахели. Именно в этом, святом для иудеев месте, завершается бурная жизнь Лазика Ройтшванеца, бедного еврея из Гомеля, так и не нашедшего счастья нигде и никогда.

***

Сказал некогда великий философ Монтень, в жилах которого текла еврейская кровь: «Нельзя судить, счастлив ли кто-нибудь, пока он не умер». С эренбурговским Лазиком все было ясно еще при жизни, а, скорее, еще до его появления на свет. «Нет, не из-за фамилии погиб Лазик». Он оказался жертвой доносов, получивших широкий размах в конце 20-х годов в СССР вообще и среди евреев в частности. Вынырнувшие всего десять лет назад из черты оседлости, они настолько активно включились в политическую жизнь системы, что сами становились и доносчиками, и судьями. Обвинителем на процессе «по делу» Лазика был человек по фамилии Гуревич. А следователь носил фамилию Кугель. Обращаясь к Лазику, он говорит: «Перейдем к делу: гражданка Матильда Пуке показывает, что вы, прочитав известное вам обращение ко всем трудящимся Гомеля (речь шла о смерти некого Шмурыгина, “испытанного вождя гомельского пролетариата, скончавшегося от заворота кишок”, и в этой связи пролетариев призывали беспощадно карать всех притаившихся врагов революции… – М.Г.), торжествующе захохотали и издали неподобающий возглас». Что было делать бедному еврею Лазику Ройтшванецу? Он на суде сказал: «Если я в чем-нибудь виновен, так только в том, что я живу, но и в этом я тоже не виновен»… И Лазик рассказал суду историю своего рождения: «… Была большая холера, такая большая, что почти все евреи умерли, а те, что не умерли, конечно, не хотели умереть… Тогда они вспомнили, что если нельзя надуть смерть, то можно ее развеселить. Они нашли самого несчастного еврея… и самую несчастную еврейскую девушку. Они сказали: мы дадим вам тридцать рублей на свадьбу,.. но вашу свадьбу мы справим на кладбище, чтобы развеселить смерть… Я не знаю даже, кончилась ли холера, но одно я знаю, что родился я, Лазик Ройтшванец, и в этом, кажется, единственная моя вина…»

Рассуждать о еврейской теме в произведениях Ильи Эренбурга – значит говорить, по существу, обо всем его творчестве. Эпиграфом к «советскому» роману «День второй» он взял слова из первой книги Торы:

Да будет твердь среди воды.

И стало так. И был вечер, и было утро: день второй.

В этом же романе среди героев первых пятилеток есть евреи. Автору предложили изменить фамилии отдельных героев, на что Эренбург со свойственной ему иронией заметил: «Может быть, проще изменить фамилию автора на обложке?»

Трагическая судьба евреев в оккупированной Франции, уничтожение евреев в Освенциме, описанные Эренбургом в романе «Буря» — незабываемы. Любопытны его философские рассуждения о евреях в ранней книге «Необычные похождения Хулио Хуренито и его учеников…». В ней есть глава «Пророчество Учителя о судьбах еврейского народа». Обращаясь к одному из героев книги, Учитель говорит: «Теперь ты видишь, что я был прав. Произошло естественное разделение.  Наш еврей остался в одиночестве. Можно уничтожить все гетто, стереть все черты оседлости, срыть все границы, но ничем нельзя заполнить эти пять аршин, отделяющих нас от него…» Писатель, ставший в зрелом возрасте сторонником ассимиляции евреев, в начале 20-х годов, как видим, придерживался других взглядов.

Ясно одно – еврейская тема, еврейская боль занимали в творчестве Эренбурга особое место. Подтверждение этому мы находим в его мемуарах «Люди, годы, жизнь».

Достойная дочь своего отца

Вспоминая Ирину Ильиничну, беседы с ней, вот о чем думаю. В последние годы находится немало людей, пытающихся очернить память Эренбурга, его значимость в духовной жизни того поколения людей, которых сегодня называют шестидесятниками. Как несправедливы видящие в Эренбурге лишь конформиста! Помню, как тревожили подобные рассуждения Ирину Ильиничну. «Настоящий Эренбург начнет новую жизнь лишь тогда, когда будет опубликовано многое из ненапечатанного».

Ирина Ильинична Эренбург умерла на восемьдесят седьмом году жизни. Кристальной честности и порядочности человек, она оставила достойный след в литературе. Ее «Дневник военных лет», первая страница которого начинается 30 июня 1941 года, а последняя заканчивается 9 мая 1945 года, так, увы, и не издан в России, но как ни парадоксально, полностью опубликован в Германии (разумеется, на немецком языке), а в 1998 году – в Израиле на русском. Книга эта – яркое, правдивое, литературное творение о войне. В ней не только страницы, посвященные выдающимся писателям, таким, как В. Гроссман, А. Платонов, Вс. Вишневский, И. Эренбург, Д. Ортенберг, но и трагические будни самой страшной в истории войны. Она не раз выезжала на фронт вместе со своим мужем, писателем Борисом Лапиным, и знала войну и о войне не понаслышке.

Еще при жизни отца, после его смерти в особенности, Ирина Ильинична уделяла большое внимание сбору и упорядочению материалов для «Черной книги». Вспоминается презентация «Черной книги» в здании бывшего Еврейского антифашистского комитета. Это было 7 сентября 1994 года. Я заехал за Ириной Ильиничной на Красноармейскую, и мы вместе поехали на презентацию. Уже по пути домой она с грустью сказала: «Слава Б-гу, эта книга вышла. Как хотелось бы мне издать еще одну книгу, состоящую из моих записей военных лет». В огромном сегодняшнем книгопотоке эта книга пока, к сожалению, не нашла своего издателя. Может быть, сейчас кто-то сделает это в память и об Ирине Ильиничне, и о войне, унесшей так много жизней…

Встречались мы с Ириной Ильиничной, как я уже сказал, не часто. Жила она скромно, одиноко. Ее квартира на первом этаже писательского дома на Красноармейской улице больше похожа была на музей, чем на жилье. Фотографии, редчайшие фотографии, на которых едва ли не все знаменитые люди двадцатого века, книги, книги, рукописи.

«Мечтаю, чтобы собрание сочинений Ильи Григорьевича, в издании которого я принимаю участие, было бы воистину эренбурговским. На предыдущих изданиях слишком отразилась политическая конъюнктура времени», – говорила она. К сожалению, до выхода последних томов издающегося сейчас собрания сочинений Эренбурга Ирина Ильинична не дожила…

Беседы с ней были бесконечно интересными. Она была не только высокообразованным человеком – в 1933 году Ирина Ильинична окончила Сорбонну, знала несколько иностранных языков, подарила русскому читателю замечательные переводы книг Моруа, Пирюшо и других французских писателей, – но и хорошим писателем. Юмор ее был неподражаем. Уверен, когда будут изданы ее записки о встречах с людьми своего времени, читатели в этом убедятся.

Быть дочерью Эренбурга и при этом оставаться заметной личностью в делах литературных, искусствоведческих, архивных – дело не простое. Ирине Ильиничне это удалось сполна. След ее доброй памяти будет долговечным.

Уроки Ильи Эренбурга

О чем бы ни писал Эренбург, начиная с середины 30-х годов, о чем бы ни говорил в своих выступлениях, он прежде всего был ярым, беспощадным антифашистом. Наша Государственная Дума и Федеральное Собрание не могут дать определение фашизму и установить его происхождение. Эренбург это сделал давно: «Фашизм родился от жадности и тупости одних, от коварства и трусости других… Фашизм – страшная раковая опухоль, ее нельзя лечить на минеральных водах, ее нужно удалить».

Становится понятным, почему Гитлер грозился повесить Эренбурга лично и не где–нибудь, а на Красной площади. Но не совсем понятно другое – почему по стране, низвергшей фашизм, свободно разгуливают люди с гитлеровской свастикой на рукавах. Не есть ли это плоды той демократии, в которую мы так поверили в конце 80-х, начале 90-х годов. Вождями этой демократии, в основном, были люди, причисляющие себя к «шестидесятникам», то есть к тем, кто появился на волне оттепели, называемой хрущевской.

Хотел того или нет Эренбург, он стал «отцом» этого понятия. Вот что пишет об этом Н.С. Хрущев: «Эренбург пустил в ход слово “оттепель”. Он считал, что после смерти Сталина наступила в жизни людей оттепель. Такую характеристику того времени я встретил не совсем положительно. Безусловно – возникли послабления… Но в нас боролись два чувства. С одной стороны, такие послабления отражали наше новое внутреннее состояние, мы к этому стремились. С другой стороны, среди нас имелись лица, которые вовсе не хотели оттепели… Весьма отчетливо звучали голоса против оттепели (заметим, после горбачевской “оттепели” зазвучали не только голоса, но и выстрелы. – М.Г.), а Эренбург в своих произведениях очень метко умел подмечать тенденции дня, давать характеристику бегущего времени. Считаю, что пущенное им слово отражало действительность, хотя мы тогда и критиковали это понятие». И далее Никита Сергеевич говорит о том, почему руководство партии, и он в том числе, боялись оттепели: за ней могло наступить половодье, которое захлестнет существующую власть. «Что значит – захлестнет? Мы боялись потерять управление страной,.. опасались, что руководство… не сможет направлять процесс изменений по такому руслу, чтобы оно оставалось советским… Вроде того, что, как говорят в народе, и хочется, и колется, и мама не велит. Так оно и было». Откровения эти, разумеется, принадлежат Хрущеву той поры, когда он уже потерял власть. Но они подтверждают мысль, что любая оттепель в России обречена не на половодье, а на заморозки.

Сегодня, когда события конца 40-х, начала 50-х годов (борьба с космополитизмом, «дело врачей»), все больше и больше уходят в прошлое, возникает необходимость вернуться к имени Ильи Григорьевича Эренбурга на фоне тех исторических событий.

Начнем с того, что 13 марта 1952 года, когда судебный процесс над членами ЕАКа еще не начался, а зловещее «дело врачей» находилось в состоянии расследования, было принято постановление начать следствие по делам всех тех, имена которых значились в протоколах допросов обреченных по делу ЕАК. Разумеется, фамилия Эренбург была среди них первой. Знал ли он тогда, в 1952–м, в начале 1953 года, что участь его уже предрешена?

Есть еще люди, среди них писатели и политики, утверждающие, что в 1953 году не существовало предпосылок для «окончательного решения еврейского вопроса в СССР» (впрочем, есть и такие, кто утверждает, что не было Холокоста). Антисемитизм в ту пору набирал столь высокие обороты, что они даже «испугали» самого Сталина. Из книги Н.С. Хрущева: «Вспоминается, когда Сталину однажды понадобилось публичное выступление с заявлением о том, что в СССР нет антисемитизма, он решил привлечь к составлению, точнее – к его подписанию (авторов для такого документа у него имелось вполне достаточно), Эренбурга и Кагановича. Каганович буквально извертелся весь, когда Сталин разговаривал с ним по этому поводу… Но все же он сделал то, о чем ему сказал Сталин. Затем кому-то поручили переговорить на этот счет с Эренбургом. Эренбург категорически отказался подписывать такой текст… Это свидетельствует о том, что он обладал характером и решился противостоять воле Сталина…»

Об этом же письме, вероятно, пишет в своих воспоминаниях писатель Вениамин Каверин: «Антисемитизм перед процессом “убийц в белых халатах” достиг того уровня, который необходимо было как-то оправдать, объяснить, уравновесить». Каверин, один из популярнейших советских писателей, разумеется, получил «приглашение» поставить свою подпись. Его, как и всех «подписантов», вызвали в редакцию «Правды» (исполнителями–организаторами готовящегося письма также были евреи, среди них видный журналист Давид Иосифович Заславский и др.) и познакомили с текстом письма, которое «охотно» согласились подписать многие видные деятели культуры, науки, знаменитые военачальники, разумеется, евреи. «Я прочитал письмо: это был приговор, мгновенно подтвердивший давно ходившие слухи о бараках, строившихся для будущего гетто на Дальнем Востоке». Заметив растерянность Каверина, журналист Маринин (его настоящая фамилия Хавенсон) успокоил писателя, сообщив, что «этот убедительный документ» уже подписали многие известные люди и назвал ряд фамилий, среди них – Василия Гроссмана и Павла Антокольского. Каверину это показалось непостижимым. Он спросил, есть ли подпись Эренбурга, на что получил дипломатичный ответ Маринина-Хавенсона: «С Ильей Григорьевичем согласовано. Он подпишет». В тот день Вениамину Александровичу удалось улизнуть – он попросил время, чтобы подумать. В страхе проходили дни и ночи. Письмо в «Правде» не появлялось. И снова из воспоминаний Каверина: «Заглянула Ирина, дочь Эренбурга, наш близкий друг, и сказала, что отец написал Сталину и приглашает меня… – хочет прочитать письмо.

На этот раз Илья Григорьевич не скрывал своего волнения…

Сохранился ли текст этого послания, которое смело можно назвать историческим, потому что есть основание предполагать, что оно подорвало идею дальневосточного гетто».

Так поступить, то есть по сути возразить Сталину, Эренбургу было куда сложнее, чем всем другим, кому была оказана «высокая честь».

Есть мысль в Талмуде: если еврей отступит от народа своего во дни его тревог, то он будет отлучен от своего народа и во дни утешения и славы. Илья Эренбург оставался со своим народом всегда.

***

От автора: верноподданичество, то есть верность вождям, правителям, чаще всего лишенное искренности в первозданном смысле этого слова, во времена тоталитарные принимает характер особенно опасный. Воспоминания Никиты Сергеевича Хрущева о том, что «Сталину понадобилось публичное выступление об отсутствии антисемитизма в СССР», находят подтверждение в мемуарах И.Г. Эренбурга: он действительно пытался «воспрепятствовать заявлению в печати одного коллективного письма. К счастью, затея, воистину безумная, не была осуществлена». Эренбург тогда подумал, что, отказавшись от подписи под этим коллективным письмом и написав личное письмо Сталину по еврейскому вопросу в СССР, он переубедил Сталина печатать коллективное письмо группы евреев — видных политиков, деятелей искусства и науки. Разумеется, под письмом стояли бы и подписи «простых советских евреев». Свое письмо Эренбург отправил Сталину 3 февраля 1953 года. Это был поступок смелый и отчаянный. «Тогда я думал, что мне удалось переубедить Сталина, теперь мне кажется, что дело замешкалось и Сталин не успел сделать того, что хотел». Мне кажется, что публикация этого письма Эренбурга, а также полного текста упомянутого письма группы евреев в «Правду» явится не только хорошим дополнением к моей статье, но и подтверждением двух фактов: 1) даже в самые трудные времена находятся люди, сохранившие достоинство, свидетельством тому — поступок И. Эренбурга, а также отказ поставить свою подпись под письмом писателя В. Каверина, народного артиста СССР, кавалера Георгиевских крестов М. Рейзена, Героя Советского Союза генерала Я. Крейзера; 2) после подписания этого письма у людей, поставивших свои подписи под ним, было достаточно времени и возможности объяснить свой вынужденный для многих поступок. Не случайно в одной из главных молитв евреев в канун Судного дня,  Коль-Нидре, говорится: «Прости меня, Всевышний, за вынужденные прегрешения…»

Письма вождям

 

И.Г. Эренбург – И.В. Сталину

3 февраля 1953 года

Дорогой Иосиф Виссарионович, я решаюсь Вас побеспокоить только потому, что вопрос, который я сам не могу решить, представляется мне чрезвычайно важным.

Тов. Минц  и Маринин   ознакомили меня сегодня с проектом «Письма в редакцию газеты “Правда”» и предложили мне его подписать . Я считаю моим долгом изложить мои сомнения и попросить Вашего совета.

Мне кажется, что единственным радикальным решением еврейского вопроса в нашем социалистическом государстве является полная ассимиляция, слияние людей еврейского происхождения с народами, среди которых они живут. Это срочно необходимо для борьбы против американской и сионистской пропаганды, которая стремится обособить людей еврейского происхождения. Я боюсь, что коллективное выступление ряда деятелей советской русской культуры, людей, которых объединяет только происхождение, может укрепить в людях колеблющихся и не очень сознательных националистические тенденции. В тексте «Письма» имеется определение «еврейский народ», которое может ободрить националистов и смутить людей, еще не осознавших, что еврейской нации нет.

Особенно я озабочен влиянием такого «Письма в редакцию» на расширение и укрепление мирового движения за мир. Когда на различных комиссиях, пресс-конференциях и пр. ставился вопрос, почему в Советском Союзе больше не существует еврейских школ или газет на еврейском языке, я отвечал, что после войны не осталось очагов бывшей «черты оседлости» и что новые поколения советских граждан еврейского происхождения не желают обособляться от народов, среди которых они живут. Опубликование «Письма», подписанного учеными, писателями, композиторами и т.д. еврейского происхождения, может раздуть отвратительную антисоветскую пропаганду, которую теперь ведут сионисты, бундовцы и другие враги нашей Родины.

С точки зрения прогрессивных французов, итальянцев, англичан и пр., нет понятия «еврей» как представитель некоей национальности, слово «еврей» там означает религиозную принадлежность, и клеветники смогут использовать «Письмо в редакцию» для своих низких целей.

Я убежден, что необходимо энергично бороться против всяческих попыток воскресить или насадить еврейский национализм, который при данном положении неизбежно приводит к измене Родине. Мне казалось, что для этого следует опубликовать статью или даже ряд статей, подписанных людьми еврейского происхождения, разъясняющих роль Палестины, американских буржуазных евреев и пр. С другой стороны, я считал, что разъяснение, исходящее от редакции «Правды» и подтверждающее преданность огромного большинства тружеников еврейского происхождения Советской Родине и русской культуре, поможет справиться с обособлением части евреев и с остатками антисемитизма. Мне казалось, что такого рода выступления могут сильно помешать зарубежным клеветникам и дать хорошие доводы нашим друзьям во всем мире.

Вы понимаете, дорогой Иосиф Виссарионович, что я сам не могу решить эти вопросы и поэтому осмелился написать Вам. Речь идет о важном политическом акте, и я решаюсь просить Вас поручить одному из руководящих товарищей сообщить мне – желательно ли опубликование такого документа и желательна ли под ним моя подпись. Само собой разумеется, что если это может быть полезным для защиты нашей Родины и для движения за мир, я тотчас подпишу «Письмо в редакцию».

 

С глубоким уважением.

И. Эренбург.

 

«Письмо в редакцию “Правды”»

В настоящем письме мы считаем своим долгом высказать волнующие нас чувства и мысли в связи со сложившейся международной обстановкой. Мы хотели бы призвать еврейских тружеников в разных странах мира вместе с нами поразмыслить над некоторыми вопросами, затрагивающими жизненные интересы евреев.

Есть люди, которые, выдавая себя за «друзей» и даже за представителей всего еврейского народа, заявляют, будто у всех евреев существуют единые и общие интересы, будто все евреи связаны между собою общей целью. Эти люди – сионисты, являющиеся пособниками еврейских богачей и злейшими врагами еврейских тружеников.

Каждый трудящийся человек понимает, что еврей еврею рознь, что нет и не может быть ничего общего между людьми, добывающими себе хлеб собственным трудом, и финансовыми воротилами.

Следовательно, два лагеря существуют среди евреев – лагерь тружеников и лагерь эксплуататоров – угнетателей трудящихся.

Непроходимая пропасть разделяет тех и других. Евреи-труженики кровно заинтересованы в том, чтобы вместе со всеми трудящимися, со всеми прогрессивными силами укреплять дело мира, дело свободы и демократии. Мы знаем, что в лагере борцов против поджигателей войны активную роль играют также представители еврейских трудящихся.

Что же касается еврейских промышленных и банковских магнатов, то они идут по другому пути. Это путь международных авантюр и провокаций, шпионажа и диверсий, путь развязывания новой мировой войны. Война нужна еврейским миллиардерам и миллионерам, как и богачам других национальностей, ибо она служит для них источником огромных барышей. Политика, проводимая еврейскими богачами, глубоко враждебна жизненным интересам еврейских тружеников. Она чревата для еврейских тружеников гибельными последствиями.

Где же тут общий путь, где же тут «единство» и общий интерес всех евреев, о котором так много твердят мнимые «друзья» евреев – сионисты.

Прикрываясь лицемерными словами об «общем пути», «общем интересе» евреев, главари государства Израиль позволяют себе утверждать, будто они выражают интересы всех евреев. Но давайте разберемся в том, кого в действительности представляют правители государства Израиль, кому они служат. Разве не факт, что в Израиле всеми благами жизни пользуется лишь кучка богачей, в то время как подавляющее большинство еврейского и арабского населения терпит огромную нужду, лишения, влачит полунищенское существование. Разве не факт, что правители Израиля навязали израильским трудящимся двойной гнет – еврейского и американского капитализма.

Выходит, что государство Израиль, как и любое буржуазное государство в любой части мира, – это царство эксплуатации народных масс, царство наживы для кучки богатеев. Выходит, что правящая клика Израиля представляет не еврейский народ, состоящий в своем большинстве из тружеников, а еврейских миллионеров, связанных с монополистами США.

Это и определяет всю политику нынешних израильских главарей. Они превратили государство Израиль в орудие развязывания новой войны, в один из аванпостов лагеря поджигателей войны. Государство Израиль на деле стало плацдармом американской агрессии против Советского Союза и всех миролюбивых народов.

Только недавно все честные люди мира были потрясены вестью о взрыве бомбы на территории миссии СССР в Тель-Авиве. Фактически организатором и вдохновителем этого взрыва являются нынешние правители Израиля. Играя с огнем, они усиливают напряженность в мировой обстановке, созданную американо-английскими поджигателями войны.

Далее, интересы каких евреев отстаивает международная сионистская организация «Джойнт», являющаяся филиалом американской разведки? Как известно, недавно в СССР разоблачена шпионская группа врачей-убийц. Преступники, среди которых большинство составляют еврейские буржуазные националисты, завербованные «Джойнтом» – М. Вовси, М. Коган, А. Фельдман, Я. Этингер, А. Гринштейн – ставили своей целью путем вредительского лечения сокращать жизнь активным деятелям Советского Союза, вывести из строя руководящие кадры Советской Армии и тем самым подорвать оборону страны. Только люди без чести и совести, продавшие свою душу и тело империалистам, могли пойти на такие чудовищные преступления.

Совершенно ясно, что главари государства Израиль, главари «Джойнта» и других сионистских организаций выполняют волю зарвавшихся еврейских империалистов и тех, кто является их подлинными хозяевами. Ни для кого не секрет, что хозяева эти – американские и английские миллиардеры и миллионеры, жаждущие крови народов во имя новых прибылей.

Мы, нижеподписавшиеся, отвергаем смехотворные претензии бен-гурионов, шаретов и прочих поджигателей войны на представительство интересов еврейского народа. Мы глубоко убеждены в том, что даже те еврейские труженики, которые до сих пор верили в мнимую общность всех евреев, поразмыслив, присоединятся к нашей оценке подлинной сущности политики еврейских богачей и их пособников.

Превратив государство Израиль в американскую вотчину, главари сионизма изображают империалистическую Америку «другом» евреев, а против Советского Союза – поборника мира и равноправия народов – ведут кампанию клеветы и ненависти. Разберемся и в этом вопросе.

Кто не знает, что в действительности США являются каторгой для еврейских трудящихся, угнетаемых самой жестокой машиной капиталистической эксплуатации. Кто не знает, что именно в этой стране процветает самый разнузданный расизм и в том числе антисемитизм. Кто, наконец, не знает, что антисемитизм составляет также отличительную черту тех фашистских клик, которые повсеместно поддерживаются империалистами США.

Вместе с тем всему миру известно, что народы Советского Союза и прежде всего великий русский народ своей самоотверженной героической борьбой спасли человечество от ига гитлеризма, а евреев – от полной гибели и уничтожения. В наши дни советский народ идет в первых рядах борцов за мир, твердо отстаивая дело мира в интересах всего человечества.

В Советском Союзе осуществлено подлинное братство народов, больших и малых. Впервые в истории трудящиеся евреи вместе со всеми трудящимися Советского Союза обрели свободную, радостную жизнь.

Не ясно ли, что легенда об империалистической Америке как «друге» евреев является сознательной фальсификацией фактов. Не ясно ли также, что только заведомые клеветники могут отрицать прочность и нерушимость дружбы между народами СССР.

Враги свободы национальностей и дружбы народов, утвердившейся в Советском Союзе, стремятся подавить у евреев сознание высокого общественного долга советских граждан, хотят превратить евреев России в шпионов и врагов русского народа и тем самым создать почву для оживления антисемитизма, этого страшного пережитка прошлого. Но русский народ понимает, что громадное большинство еврейского населения в СССР является другом русского народа. Никакими ухищрениями врагам не удастся подорвать доверие еврейского народа к русскому народу, не удастся рассорить нас с великим русским народом.

У трудящихся евреев всего мира – один общий враг. Это – империалистические угнетатели, на услужении которых находятся реакционные заправилы Израиля, а также шпионы и диверсанты – всякие вовси, коганы, фельдманы и т.п. У трудящихся евреев всего мира одна общая задача – вместе со всеми миролюбивыми народами защищать и укреплять дело мира и свободы народов. Нельзя отстаивать жизненные права еврейских тружеников в странах капитала, нельзя быть подлинным бойцом за дело мира и свободы народов, не ведя борьбы против еврейских миллиардеров и миллионеров и их сионистской агентуры.

Кровный интерес трудящихся евреев состоит в том, чтобы крепить дружбу с трудящимися людьми всех национальностей. Чем крепче союз трудящихся всех национальностей, тем прочнее дело мира и демократии.

Пусть все труженики евреи, которым дорого дело мира и демократии, объединят свои усилия и выступают единым широким фронтом против авантюристической политики еврейских миллиардеров и миллионеров, главарей Израиля и международного сионизма.

Учитывая важность сплочения всех прогрессивных сил еврейского народа, а также в целях правдивой информации о положении трудящихся евреев в разных странах, о борьбе народов за укрепление мира, мы считали бы целесообразным издание в Советском Союзе газеты, предназначенной для широких слоев еврейского населения в СССР и за рубежом.

Мы уверены, что наша инициатива встретит горячую поддержку всех трудящихся евреев в Советском Союзе и во всем мире.

Вольфкович С.И., академик, лауреат Сталинской премии; Драгунский Д.А., полковник, дважды Герой Советского Союза; Эренбург И.Г., лауреат Международной Сталинской премии «За укрепление мира между народами»; Крейзер Я.Г., генерал-полковник, Герой Советского Союза; Харитонский Д.Л., сталевар завода «Серп и молот»; Каганович Л.М., член ЦК КПСС; Рейзен М.О., народный артист СССР, лауреат Сталинской премии; Ванников Б.Л., член ЦК КПСС, Герой Социалистического Труда; Ландау Л.Д., академик, лауреат Сталинской премии; Маршак С.Я., писатель, лауреат Сталинской премии; Ромм М.И., кинорежиссер, народный артист СССР, лауреат Сталинской премии; Минц И.И., академик, лауреат Сталинской премии; Райзер Д.Я., министр строительства предприятий тяжелой индустрии СССР; Лавочкин С.А., конструктор, Герой Социалистического Труда, лауреат Сталинской премии; Цырлин А.Д., генерал-полковник инженерных войск; Чурлионская О.А., врач; Дунаевский И.И. *, композитор, народный артист РСФСР, лауреат Сталинской премии; Брискман М.Н., председатель колхоза имени Ворошилова, Кунцевского района  Московской области; Райхин Д.Я., преподаватель школы №19 г. Москвы; Ландсберг Г.С., академик, лауреат Сталинской премии; Файер Ю.Ф., дирижер, народный артист СССР, лауреат Сталинской премии; Гроссман В.С., писатель; Гуревич М.И., конструктор, лауреат Сталинской премии; Кремер С.Д., генерал-майор танковых войск, Герой Советского Союза; Алигер М.И., писательница, лауреат Сталинской премии; Трахтенберг И.А., академик; Носовский Н.Э., директор Коломенского завода тяжелого станкостроения; Ойстрах Д.Ф., заслуженный деятель искусств РСФСР, лауреат Сталинской премии; Каганович Мария, председатель ЦК союза рабочих швейной и трикотажной промышленности; Липшиц М.Я., заслуженный врач РСФСР; Вул Б.М., член-корреспондент Академии наук СССР, лауреат Сталинской премии; Лившиц С.В., начальник цеха завода «Красный пролетарий», лауреат Сталинской премии; Прудкин М.И., народный артист РСФСР, лауреат Сталинской премии; Смит-Фалькнер М.Н., член-корреспондент Академии наук СССР; Ланцман Н.М., инженер, начальник цеха завода «Машиностроитель», Гилельс Э.Г., заслуженный деятель искусств РСФСР, лауреат Сталинской премии; Розенталь М.М., профессор, доктор философских наук; Блантер М.И., композитор, лауреат Сталинской премии; Талмуд Д.Л., член-корреспондент академии наук СССР, лауреат Сталинской премии; Ямпольский А.И., рабочий вагоноремонтного завода им. Войтовича; Рубинштейн М.И., доктор экономических наук; Рогинский С.З., член-корреспондент Академии наук СССР, лауреат Сталинской премии; Кассиль Л.А., писатель, лауреат Сталинской премии; Хавинсон Я.С., журналист; Лейдер А.Г., инженер, начальник конструкторского бюро по механизации 1-го Господшипникового завода; Чижиков Д.М., член-корреспондент Академии наук СССР, лауреат Сталинской премии; Вейц В.И., член-корреспондент Академии наук СССР, лауреат Сталинской премии; Фихтенгольц М.И., лауреат всесоюзных и международных конкурсов музыкантов-исполнителей; Колтунов И.Б., инженер, заместитель начальника цеха 1-го Господшипгникового завода; Ерусалимский А.С., профессор, доктор исторических наук, лауреат Сталинской премии; Гельфонд А.О., член-корреспондент Академии наук СССР; Мессерер С.М., заслуженная артистка РСФСР, лауреат Сталинской премии; Шапиро Б.С., рабочий-наладчик 2-го часового завода; Золотарь К.И., зав. отделом народного образования Кировского района г. Москвы; Брук С.И., член-корреспондент Академии наук СССР; Смирин М.М., доктор исторических наук, лауреат Сталинской премии; Локшин Э.Ю., кандидат экономических наук; Шафран А.М., главный зоотехник районного отдела сельского хозяйства Ленинского района, Московской области, Герой Социалистического Труда.

В машинописный текст письма неизвестной рукой внесены незначительные добавления, которые в публикации набраны курсивом. В деле имеются также гранки данного письма, текстуально несколько отличающиеся от машинописного варианта. На полях гранок сделаны редакционные правки, выполненные со ссылкой на мнение И.Г. Эренбурга.

Наряду с 58 фамилиями, стоящими под машинописным вариантом письма, под гранками значится также фамилия Ю.С. Мейтуса – композитора, лауреата Сталинской премии. Пока не удалось выяснить, кто из названных потенциальных подписантов на самом деле поставил свою подпись. По некоторым сведениям, наряду с И.Г. Эренбургом отказались подписать документ генерал Я.Г. Крейзер и певец М.О. Рейзен (см.: «Дружба народов»., № 4 за 1988 год).

 

Дополнительно:

Комментарий к материалу читайте на форуме в теме "Анонсы новых материалов"

Другие материалы по теме, выложенные ранее: